|
|
|
Проголосуйте за это произведение |
Выступление Вадима Валериановича Кожинова в Московском государственном университете 27 октября 2000 г. Приведенный ниже текст представляет собой устное выступление, скорее, беседу, которая проходила на "Пятничном вечере авторского коллектива журнала "Русский переплет". Велась аудио- и видеозапись. Предлагаемый ниже текст представляет собой сокращенную выборку из двухчасового разговора. Преобразование устного выступления в печатный текст потребовало некоторой редакторской обработки начальной фонограммы, дабы привести его к законом письменной речи.
В этом году исполнилось 25 лет со дня смерти Михаила Михайловича, и 17 ноября будет 105 лет со Дня его рождения. За последние 20 с лишним лет сочинения Михаила Михайловича изданы на всех основных языках мира. В Японии сейчас выходит уже третье собрание его сочинений. За это время появились сотни книг, ему посвященных, и тысячи статей. Во всем мире он признается крупнейшим мыслителем и культурологом XX века. Такое признание имеет непреходящее значение. Ведь множество авторов и ораторов на протяжении последнего десятилетия утверждали, что в России после 1917 года... ничего не было. Ничего не творилось, ничего не создавалось, в особенности если говорить о философии. А тут речь идет о человеке, который первую свою статью (первую, какую он сам запомнил) опубликовал в 1919 году. Ему в ту пору было 24 года. Это статья "Искусство и ответственность".
Бахтина испытал серьезные жизненные невзгоды, во время войны по-настоящему голодал. Правда, тогда вся страна голодала. Помню, с 1942 по 1948 год я очень редко ложился спать сытым. Мое детство прошло в квартире, в которой на 45 квадратных метрах жило 15 человека.
Сейчас часто приходится встречать такое выражение, что Россия в 1917 году взошла на "взошла на Голгофу". Это верно, но часто употребляют это словосочетание, часто не совсем представляя себе, что оно значит. В конце концов, трагедия - это ведь избранность.
И то, что Бахтин жил в таких трудных условиях, входило в его творчество, как некая неотъемлемая дополнительная частица. Кстати, на западе многие не понимают, когда говорят о нем, как о крупнейшем мыслителе, не понимают, что его величие не противоречит жизни в тяжелейших условиях. Сила сопротивления еще выше поднимала его дух.
Я разыскал его в 1960 году. До этого все, с кем я только разговаривал, утверждали, будто бы он уже давно умер. Известно, люди из философской и филологической среды, его ровесники и более старшие, с кем мне доводилось беседовать, они знали, что он был репрессирован еще в 1928 году и не рассчитывали... считали, что он давно умер. Наконец, я встретил человека, который сказал: "Почему умер?! Он живет в Саранске, преподает там в университете." Я написал просто письмо на Саранский университет. Пришел ответ. Мы начали с ним переписываться. А в июне 1961 года я приехал к нему по просьбе его супруги, которая прислала мне несколько даже отчаянное письмо, просила: "Умоляю Вас приехать!" Позже выяснилось, что она была тяжело больна и боялась, что он останется совсем один. Она видела, как я к нему отношусь, и потому просила меня приехать. Должен признаться, что в первый момент я испугался этого. Подумал, что вот, мол, человек, который на 30 лет был вычеркнут из жизни, надо будет его как-то утешать, что так нелегко... Я к тому времени знал только его книгу о Достоевском и еще книгу, изданную под чужим имением, "Формальный метод литературоведения". После прочтения книги о Достоевском я сразу же понял (по большей степени интуитивно), что это явление мирового порядка. Я сегодня удивляюсь: ведь тогда я, человек достаточно еще молодой и воспитанный в довольно-таки тяжелую эпоху, и я подумал, как бужу разговаривать с человеком такого уровня, чья жизнь как бы прошла впустую. Я взял с собой двоих своих друзей, чтоб было легче. Уговорил их с собой поехать.
Уже через десять минут нашего разговора мы поняли, что не нам предстоит его утешать, а, наоборот, у него следует искать слов утешения. Величие этого человека чувствовалось непосредственно. Выражаясь, может быть, слишком красиво, была какая-то аура. Это просто чувствовалось сразу. Один из моих друзей, в ходе беседы, придвинулся к нему, как бы стал на колени (хотя на самом деле и не стал на колени, но со стороны возникло такое впечатление) и спросил: как нужно жить, чтобы все вынести и быть таким, как Вы?
Несмотря на то, что о Бахтине существует такая огромная литература, в большинстве, в подавляющем большинстве этих сочинений не раскрыто главное. За исключением, пожалуй, одного только его ученика (который благодаря моему участию к Бахтину попал) Владимира Федоровича Федорова. Он сейчас заведует кафедрой в Донецке... в другом государстве...
Федоров - единственный человек, который Бахтина по-настоящему понял. Он написал ряд исследований, как бы продолжающих его деятельность. Если выразиться очень коротко... что не понимают в Бахтине. На западе сейчас высоко ценят нескольких русских мыслителей. Петра Яковлевича Чаадаева, Ивана Васильевича Киреевского, Владимира Сергеевича Соловьева, Константина Николаевича Леонтьева. Но совершенно точно можно сказать, что только Бахтин получил такое безусловное приятие. Не просто положительную оценку, а именно приятие. Хотя, мне кажется, что почти все исследователи его творчества только, косвенно сознают, что же такое он на самом деле совершил.
В глазах большинства исследователей Бахтин предстает не в качестве мыслителя, а как литературовед. Его самые обширные и наиболее широко известные книги (О Достоевском и о Рабле) можно понять только как, - чрезвычайно глубокое и самобытное, - исследование творчества великих художников слова.
В 20-е годы Бахтин написал недавно опубликованную чисто философскую работу "К философии поступка". И она вся построена на литературе, на филологии. Бахтин совершил эпохальный поворот. Когда-то философия и филология были неразделимы. Это относится и к раннему христианскому богословию, ко всему наследию человеческой мысли и в Европе, и в Азии. Потом произошло распадение, которое заходило все дальше и дальше. Очевидно, что оно было неизбежным, несомненно, оно было плодотворным: без дифференциации не может быть развития науки. Но в конечном счете это распадение привело к прискорбным последствиям. Бахтин же - человек, который сумел вернуть это единство. Каждое его рассуждение можно одновременно рассматривать и как филологическое и как философское одновременно. Конечно, чтобы совершить такой грандиозный поворот, чтобы соединить софию и логос, нужно было иметь, действительно, выдающийся, великий ум.
Сам Бахтин в работе начала сороковых годов формулировал эту мысль так: "Слово - это почти все в человеческой жизни. Слово принадлежит к царству цели, слово, как последняя высшая цель".
Один из его американских почитателей Кантор писал о Бахтине: "То, что у русских философов XIX века было весьма отвлеченным пониманием духа и слова, приобрело у Бахтина полновесную конкретность".
Думаю, что эта чуждость декларациям, конкретность, связанная со словом, именно и привлекает к Бахтину очень многих людей во всем мире.
Еще в 1929 году он писал: "Самое последнее время философия начинает развиваться под знаком слова. Это новое направление философской мысли находится еще в самом начале".
В то время были и другие философы, которые начинали мыслить "под знаком слова". Это и Павел Александрович Флоренский, и Мартин Хайдеггер. Но у Бахтина мысль воплощена совершенно конкретно, не в виде каких-то тезисов, в самом тщательном анализе слова. Он писал: "Как входят впечатления природы в контекст моего сознания? Они чреваты словом. Потенциальным словом".
Это из последней работы. А несколько раньше Бахтин писал, что при познании личности (а не мертвой вещи, конечно) вопрос задается познающим самому познаваемому. И это познание предусматривает возможность свободного самооткровения личности. Казалось бы иначе обстоит дело при познание мертвой вещи, то есть явления неживой природы. Но тут Бахтин делает существенную оговорку: мертвая вещь в пределе не существует. Мертвая вещь - это лишь абстрактный условный элемент. Всякое целое, - природа и все ее явления, отнесенные к целому, в какой-то мере личностно и следовательно всякое целое чревато словом.
Как Бахтин выразил эту мысль: Предметом человеческой мысли является "говорящее бытие", пусть потенциально говорящее.
Я понимаю, не так легко принять, что мы имеем дело с говорящей природой, с природой, чреватой словом. Но я думаю, что у Бахтина это доказано. Пока мы имеем дело с чем-то неговорящим, мы и не можем о нем судить, а можем судить только о том, что говорит.
Как это ни парадоксально звучит, все тягости и трудности, которые выпали на долю Бахтина, с одной стороны мешали, но с другой стороны... без них Бахтина бы и не было. Сила сопротивления его поднимала. Слабые натуры такого рода гнет лишает способности что-либо творить, а вот у Михаила Михайловича было наоборот. Большинство работ Бахтина написано с 1935 по 1941 год. В это время написан целый ряд его работ о романе, в частности труд о Рабле, и множество других работ, многие из которых еще не изданы. Вот сейчас готовится к изданию третий том собраний сочинений, куда войдут как раз работы 30-х годов. Многие публикуются впервые и открывают заново бахтинский дух (разумеется, при внимательном чтении).
В средствах массовой информации сегодня господствует точка зрения, что вторая половина 30-х годов были самым тяжелым периодом для страны и для отечественной культуры. В действительности это не так.
Порой я говорю не о Бахтине, а об истории страны, так как Бахтин настолько крупная фигура, что он как бы воплощает в себе эту историю. Когда-нибудь, когда будут изучать историю России с 1917 по 1975 год, так сказать, издалека, тогда его фигура займет какое-то особенное место. Тогда о Бахтине будет понято многое, что-то новое.
Наша культура испытала тяжелейший период в 1918 - 1922 годах. Масса людей эмигрировала. Много людей, причем самого высшего уровня, были высланы из страны. Еще многие погибли от разрухи и голода. Некоторые были просто расстреляны. Потом, с 1923 по 1928 год было более-менее мирное время. А в 1928 году началось новое наступление на отечественную культуру. Обычно это связывают с культом личности Сталина и прочее. На самом деле, как показывает целый ряд документов, главным инициатором новой страшной атаки на культуру был Николай Иванович Бухарин, которого в последние годы превратили чуть ли не в защитника интеллигенции. Дело в том, что Бухарин с 1925 по 1929 года был идейным вождем партии. Сталин играл более значительную политическую роль, но если говорить об ! идеологии, то здесь командовал Бухарин, который, кстати, был главным редактором Правды, главного органа партии. И вообще он считался, как и называл его Ленин, крупнейшим теоретиком партии. Вся идеологическая жизнь была в его руках. Даже после того, как он был выведен из политбюро и снят с поста главы Коминтерна и главного редактора газеты Правда, он, тем не менее, был назначен руководителем Главнауки. Во Всероссийском совете народного хозяйства (ВСНХ) был такой отдел, который ведал всей наукой.
Чтобы вы могли убедиться в том, что я говорю истинные вещи, прочитаю вам несколько фрагментов из тогдашних выступлений Бухарина, причем, выступлений директивных. В январе 1928 года он сделал доклад на заседании ЦК, ЦКК, МК и так далее, всех руководящих органов партии. Он объявил о необходимости немедленной научной революции. При том произвел по существу ревизию отношения Ленина к буржуазным специалистам. Если Ленин утверждал, что один дельный специалист лучше десяти коммунистов. Бухарин же, как не странно это звучит выступил против Ленина. Он сказал: "С тех пор как Ленин писал свои последние статьи прошло уже изрядное количество времени, и за последнее время мы начали решать даже те задачи, которые отодвигались Владимиром Ильичем на неопределенное будущее. Наш культурный рост добирается до самых высоких областей культуры. Марксизм забрался во все этажи культурного здания и п! роник до самая святая святых прежней культуры, переделывая ее по своему образу и подобию". Причем, употребленное Бухариным выражение "забрался во все этажи" через год осуществилось буквально. Бухарин вместе с несколькими видными коммунистами был избран академиком. Причем, он получил всего на один голос больше, чем требовалось для избрания. Если бы не хватило всего одного голоса, он не был бы избран, что, естественно, настроило его против Академии Наук. И с 1928 года начался разгром Академии Наук. В первую очередь гуманитарных.
В отделении гуманитарных наук из 20 действительных членов академии наук 5 было арестовано (двое умерли, находясь в ссылке), а еще шестеро в период, пока длилось это дело (а то были люди от 60 до 73 лет) умерло, не будучи арестованными. То есть больше половины.
Бахтин был арестован 19 ноября 1928 года. Дело Бахтина было неразрывно связано с Академией Наук. Правда, он проходил по несколько другому делу. Оно называлось Дело Воскресенья. Была такая организация, ну, не организация, а такой кружек, которым руководил весьма интересный мыслитель Александр Мейер. Бахтин с ним был хорошо знаком. Бахтин не состоял его членом (это было ему несвойственно), но посещал кружек. Он во многом с Мейером расходился. Мейер был человеком все-таки революционного склада, чего про Бахтина сказать нельзя. И Бахтин был арестован по делу Мейера, поскольку он посещал заседания и даже выступал с докладами. Он был пристегнут к этому делу. Сам Бахтин видел совершенно ясно, что Дело Воскресенья неразрывно связано с Делом АН и было как бы репетицией последнего. Правда, первый арест по делу АН был осуществлен еще в апреле 1928 года, через четыре месяца после процитированного мною доклада Бухарина. Тем не менее гонения на культуру начались с Дела Воскр! есенья. Затем последовал разгром АН. Если брать всего, со всеми рядовыми членами, было арестовано около 200 человек. Но потом началось нечто странное. Если прочитать обвинительные заключения и по Делу Воскресенья и по Делу АН, они звучат страшно. В чем обвиняли, например, Бахтина?
Согласно обвинительному заключению коллегии ОГПУ, Бахтин являлся членом "подпольной контрреволюционной организации правой интеллигенции под названием "Воскресение". Имея своей конечной целью свержение Советской власти организация задачей текущего дня ставила создание крупного общественного движения против существующей политической системы. Пытаясь создать такое движение, организация широко использовала религиозные и националистические настроения". Главный обвиняемый, Мейер был приговорен к расстрелу, замененным, правда, десятилетним заключением в лагере. А Бахтин получил пять лет лагеря, хотя сначала планировалось также десять лет.
Гораздо более страшными были вынесенные через полгода приговоры в отношении главных обвиняемых по Делу АН. Академиков Платонова, Тарле, Лихачева и др.
Их обвинили в том, что они " в целях свержения Советской власти и реставрации... создали контрреволюционную организацию, так называемый, Всенародный союз борьбы за возрождение свободной России, создали специальные военные организации, вступили в преступные заговорщические отношения с германскими националистическими кругами, через Тарле также вступили в отношения с правящими кругами Франции, для ускорения интервенции против СССР вступили в секретные заговорщические взаимоотношения с белой эмиграцией". Тем не менее, этих людей приговорили к трем-пяти годам ссылки. И объясняется это видимо тем, что Бухарин уже слетел с вершины власти.
Принято считать, что Дело АН связано со Сталиным. Однако, если внимательно почитать все исследования этого дела, то видно, что имя Сталина появляется там только два раза. Сталин обратился с приказом отпустить на свободу любимую ученицу академика Платонова, мать которой он лично знал до революции. И еще. Как писал один из исследователей, Сталин думал, что он превратится в своего рода монарха, и смотревший в будущее вождь не хотел слишком сильного удара по монархическим настроениям. Это вывод исследователя. Я с этим мнением не согласен.
Не думаю, чтобы Сталин в 30-е годы думал о монархии. Но Сталин, в отличие от Бухарина, был чрезвычайно прагматическим человеком. Например, когда решался вопрос о Шахтинском деле, Сталин настаивал, чтобы главные участники процесса получили довольно небольшие сроки. А Бухарин, Рыков и Томский проголосовали за расстрел. В Деле Промпартии, которое решалось несколько позже, то выдающийся инженер Рамзин был приговорен к смертной казни, но не только не был казнен, но продолжал спокойно работать и в конце концов получил орден Ленина и Сталинскую премию первой степени. И делалось это из прагматических соображений. В Деле АН Сталин явно считал, что эти историки нужны. Все они (кто пережил все это, естественно) вернулись в академию и получали за свою работу всяческие премии. Осужденных начиная с 1933 года начали уже освобождать. Часто они не отбывали положенные сроки. Тот же Тарле вернулся в Ленинград и уже в 1935 году издал книгу.
Что же касается публикаций Бахтина в те годы... Есть такое мнение, - и я сам его придерживался некоторое время, - что Бахтин в силу запретов не смог вернуться в Ленинград или в Москву, а вынужден был жить в Саранске. Дело в том, что поселиться в Москве можно было, получив здесь работу, а он не мог получить здесь работу. Но никто не запрещал публикацию его трудов. До ареста готовилась к печати его книга о Достоевском. А вышла она не только после ареста, а пряма накануне приговора по его делу, весной 1929 года. А в октябре 1929 года в журнале "Новый мир" появилась огромная статья Луначарского, в которой тогда уже бывший нарком просвещения достаточно высоко оценил эту книгу.
Вместе с Бахтиным по делу проходила Нина Викторовна Пигулевская, один из самых выдающихся в мире специалистов по истории христианства на Ближнем Востоке. Это ученый высочайшего класса. Она создала целую исследовательскую школу. Она пострадала больше, чем Бахтин. Бахтина в связи с тяжелым заболеванием отправили в Казахстан, где он работал бухгалтером. А она попала в Соловки. В 1934 году она вернулась в Ленинград, с 1934 по 1941 годы издала больше двадцати работ, в 1938 году ей без защиты была присуждена степень кандидата наук, а в 1939 году она защитила докторскую диссертацию. В 1946 году она стала членом-корреспондентом АН. Она, конечно, стала бы раньше, если бы не война. А ведь это был человек, осужденный по одному делу с Бахтиным.
Что касается многочисленных работ Бахтина, которые он написал в 30-е годы, - это наибольшая часть всего написанного, - то он был убежден, что сможет их опубликовать. И не опубликовал по двум причинам. Во-первых, не состоял нигде на работе, которая давала бы возможность публикации. Во-вторых, вокруг него не нашлось достаточно влиятельных и к тому же готовых на любые усилия людей, которые могли бы это сделать. А Тарле даже отказался быть официальным оппонентом Бахтина. Можно объяснить это тем, что он сам был пострадавшим, то проявлял осторожность. Круг же близких Бахтину людей не обладал никаким влиянием. А сам Михаил Михайлович был, выражаясь современным словечком, непробивным. Он не мог сам ничего сделать. Он написал замечательные работы, но они до 60-х годов лежали без движения.
В первые годы своей ссылки, как не странно, он смог опубликовать две статьи о Толстом. Это было в 1930 и 1931 годах. Причем, под свои собственным именем. Потом до 1963 года ничего не выходило.
Я, не будучи достаточно информированным, отдал книгу Бахтина в издательство, которое было наименее подходящим, в издательство "Советской писателей". Во главе его стоял Лесючевский, который в 30-е годы был консультантом НКВД по литературным делам. Именно ему наш замечательный поэт Николай Заболоцкий был обязан пятилетним сроком тюремного заключения. Это была крайне неприятная история. Лесючевский написал на него донос. После этого большая группа писателей осмелилась опротестовать арест Заболоцкого. И этот человек прекрасно знал историю Бахтина, так как в свое время сотрудничал с ленинградским ОГПУ. Я, действительно, отдал книгу в самое неподходящее место. Но, видит Бог, я об этом не знал. Но может быть именно поэтому удалось опубликовать. А удалось пробиться через этого самого Лесючевского следующим образом:
Я не просто так отдал книгу, а составил письмо о необходимости переиздания этой великолепной книги. Удалось уговорить ряд деятелей культуры, - не столько, может быть, видных, сколько значимых тогда, - начиная с писателя Федина, и кончая партийным работником Рюриковым. О судьбе письма я узнал совсем недавно. Лесючевкий положил его в свой ящик и никому не показывал. Аналогично в свое время письмо большой группы ленинградских писателей в защиту Заболоцкого Лесючевский полностью игнорировал. Ну, мало ли, что так какие-то писатели подписали. Кто-то их уговорил. Может быть, он даже точно знал, что некто Кожинов, совсем молодой человек, уговорил их подписать письмо. И оно спокойно лежало в ящике.
А я тем временем предпринял другую акцию. Я тогда познакомился с одним итальянским коммунистом, литературным деятелем, Витторио Страда, и уговорил его написать, что итальянские писатели хотят издать книгу Бахтина. Тогда он на самом деле еще не собирался ее издавать, только в 1968 году, а тогда шел 1961 год. Но он выполнил мою просьбу. Тогда началось некое бюрократическое движение. Я пробрался к директору издательского агентства и напугал его, сказал, что рукопись Бахтина находится уже в Италии. (Она и правда была в Италии) Мол, ее там издадут и будет вторая история с Пастернаком, которая тогда была еще свежа в памяти. Представьте себе, этот высокопоставленный чиновник очень испугался и спросил меня, что же делать. На что я сказал, что книга Бахтина сейчас лежит в издательстве Советский писатель без движения. Поскольку он невлиятельный человек, ее не издают. И я ему протягиваю уже составленное письмо в издательство, в которой он в довольно решительной форме нас! таивает на том, чтобы книга была немедленно издана. Он тут же вызвал секретаршу, велел перепечатать на бланке.
Сейчас, уже сравнительно недавно я обнаружил в архиве, что в этот самый день, когда пришло письмо из Международной книги, Лесичевский начал издавать книгу, передал ее в редакцию вместе с тем письмом, подписанным писателями. Уже через три дня Бахтин получил официальное приглашение к публикации книги.
|
Проголосуйте за это произведение |
|
Конечно работы Бахтина выходили в 20-х. Но первые публикации после "отсидки" появилсь благодаря В.В.Кожинову, котрый нашел его в Саранске и правдами и неправдами добился издания. Собственно, после этого и началась современная слава Бахтина. В.В. рассказывал много смешных моментов, когда он буквально преследовал Фадеева и других отв. персон. Особенно важно, что Бахтин не писал практически в стол и когда появилась возможность публиковаться он сделал много нового.
|
|
|
|
