Проголосуйте за это произведение |
"Манускрипт четырёх картин" Татьяны Калашниковой
Сестёр прекрасных колесница тебе то видится, то снится.
В руке - перо. Вот - чистый лист бумаги. Преследуя то явственно, то скрытно, не преступив сближения черты, сменяют бездыханно незаметно одна другую за моей спиной. Я узнаю о смене по приметам в своих глазах. То болью, то виной, то радостью лучистой, то печалью... переливает спектр в зеркалах. Всё глубже воды глаз, а к их причалам всё реже прибывает детский страх. Картина первая Гляжу в себя сквозь зелень глаз с восторгом, Ах, вербочка-весна - пора рожденья любви невиной в пору вешних вод. Я по разливам с томным наслажденьем одна босая пробираюсь вброд. Движенье мельком... Показалось, что ли? Нет, точно движется прозрачна и легка, белесой дымкой, духом вольной воли касается меня её рука... И силуэт расплывчато-летучий " то вижу ясно, то исчезнет вдруг, вот снова показалась из-за тучи: "Летим, летим со мной, - зовет, - мой друг!" То находя, то вновь её теряя, далёкую манящюю звезду, почти на ощупь движусь, как слепая, и оступаюсь часто на ходу. Картина вторая Мои шаги чуть медленней, но тверже. Речной разлив сменяет водопад. Слегка робея, я вступаю все же в божественно цветущий летний сад. Извилисты прекрасные лианы, от спелых запахов схожу с ума. Мне жарко, дурно, я от страсти пьяна. Нагое лето - это я сама. Раскрепостившись, силой нетерпенья исполненна, порывисто бегу. Лианы жадно путают движенья, касаясь рук и бедер... Не могу, устала. В травы-сонм душистый доверчиво склоняюсь, предаюсь забвенью, погружаясь плотью чистой в ласкающий и нежащий союз шелков тончайших с запахом дурмана. Я - так слаба, я - снова, будто, пьяна. Но что же это? Что за странность? Травы мои лицо и тело ядом жгут. Обжегшись лицемерия отравой, срываюсь и бегу, опять бегу. От зноя обессилев и сгорая, мучительно ищу, молю воды, одна по саду дивному блукая и потеряв давно свои следы. Ах, Боже мой, оно - моё спасенье - вода, река!... Но, коль глаза не лгут, в речном зеркальном гладком отраженьи кого-то тихо хоронить несут. Прескорбный миг " и мой черед настал терять родных, своих друзей и близких, любви навек воздвигнув пьедестал и памяти разглядывая фрески. Пришла пора поудержать удила в горячечном безвыходном бегу и распознать, что тягостно, что мило, что лету согревать, а что в пургу нести упрятав в старую шубейку, и трепетно ладоннью укрывать; пора понять, где лаз, а где лазейка, как сохранить себя, как не отнять чужого, перепутав боль с гордыней, а коль болеть, так только самому... Пришла пора задуматься. Отныне - долги платить и сердцу, и уму. Горячим лбом задумчиво прижавшись к холодной грани глыбы осмысленья, порой в слезах, порой от слез сдержавшись, приобретаю мудрое терпенье. Картина третья Уже пахнуло лёгкою прохладой, осенний клавесин дождем поёт. Над пожелтелтевшим и подвявшим садом повис тяжелый серый небосвод. Осенний вдохновенный воздух влажен. Листва у ног и запахи - покой. Уже не так быстра, не столь отважна, уже не так исполненна мечтой, уже не повторю ошибок дважды, уже разочарованна собой... И все же золотистых красок пенье меня порой приводит в изумленье. И новое глубинное значенье теперь имеют связи и влеченья. Я нынче в гости к Осени пойду. Вот - дом из бревен. Никого. Найду немного дров сухих, камин раздую, в тепле предамся мыслям, порисую... и после, наслаждаясь жара треском, забудусь мирно на качалке-кресле. Приятная ленивая усталость. И хоть душа немного холодна, - я знаю точно, - мне ещё осталась одна моя последняя весна. Шурша подмерзжею безжизненной листвою, в объятиях прощальных ноября веду беседу грустную с собою┘ Уж вечереет. Красная заря, на западе разлившись, предвещает морозный день на завтра, залихват ночной гуляка-ветер покрывает прозрачной хрупкой коркой старый сад. Картина четвёртая от холода глаза дугой сужая, сквозь снег пытаюсь в горизонт всмотреться. Далёкая, еще совсем чужая, к объятиям ладони обнажая, летит Зима в своих санях из детства. Повиновенно Зиму принимаю. Вздохнула. Ей торжественно внимаю. Морозный воздух - дивен, обожаю кристаликов-снежинок легких стаи, что на губах моих и веках тают. Прекрасная суровая подруга, твои холодные глаза до рези близко, в них - колкие: пароша, лед и въюга, и красным на закате небо низко. Возвышенны и тем великолепны в своём уравновешенном терпеньи, что закалилось в поры грез и лета, сливаемся навек... иль на мгновенье. Пускай волос седых и снежных иней метель перемешает воедино; твоих очей сияющий хрусталик мне талисманом напоследок станет; твоя слегка заметная улыбка не обвинит, не упрекнет в ошибке; и может быть однажды голос тихий прочтет друзьям баллады и стихи. ________________ Какое, к черту, может быть прощанье? Бежит узкоколеечка моя. Оставлю строки-память в завещанье потом... когда придётся... сыновьям. Деньков неудержимых скоротечность уходит, как сквозь пальцы жизнь-вода, и повторяет мне: - Ты - мать, ты - вечность, и где-то есть, поверь, твоя звезда. - |
Проголосуйте за это произведение |
|