Проголосуйте за это произведение |
Живые цветы
- 1 -
- Раньше цветы перед этими иконами не вяли месяцами, теперь нет. Не знаю, в воде ли дело или в недостаточном прилежании молящихся, - тут она позволила себе слегка улыбнуться, прося не принимать ее слова слишком всерьез, - но только нашему отделу приходится покупать свежие розы каждую неделю. А это накладно┘ Вы к нам надолго? На два месяца? О нет, к делу то, что я рассказываю, совершенно не относится, разумеется Вас, практиканта, ожидают более волнующие занятия чем смена увядающих цветов свежими. У нас в музее очень серьезно относятся к соучастию в подготовке будущих искусствоведов. Это все так┘ лирические вступления и отступления, пока не появится милейшая Ольга Абрамовна и не уведет Вас в святую святых наших запасников и архивов. Так вот, эти розы┘ Случайных посетителей они порой удивляют. Все-таки у нас вполне светский музей, а тут цветы перед иконами┘ Двадцать лет тому это вызывало и совсем неслучайное недоумение у соответствующих инстанций, - два последних слова она произнесла с легким, но явственным отвращением. - Сколько крови они попортили Александру Семеновичу┘ Крупнейшего ученого, мирового авторитета в области позднего барокко, третировали как мальчишку┘ В конце концов наши реставраторы совместными усилиями сочинили какую-то псевдонаучную объяснительную записку о положительном влиянии эфирных масел Rosa canina на яркость древних красок, и только тогда наш отдел оставили в покое.
Маленькая черноволосая женщина, тонкая и быстрая как швейная игла, с видимым удовольствием щеголяющая латынью, но изнемогающая под ролью ⌠старого, опытного музейного работника, вводящего зеленого практиканта в курс дела■ рассказывала об отделе скоро и подробно, словно пользуясь появившейся впервые за несколько лет возможностью выговориться. Я внимал. Мне было двадцать лет и три дня. Я был исполнен веры, смятения и восторга, и самые заурядные фразы казались мне знаками - вехами неведомых глубин. ⌠Это накладно■ - какая мудрость, какая жестокость в этой прозрачной фразе. Миру дорого обходится отсутствие Божьих чудес┘ Наверное в этот момент я решился. Не знаю┘ Не помню, помню только луч света, пробравшийся в щель между темными суконными занавесями и скользнувший по новгородскому ⌠Благовещению■, и волосы архангела, вспыхнувшие нездешним золотом.
-Александр Семенович - это наш бывший заведующий. Светлая ему память, все мы здесь его ученики или ученики его учеников. Говорят, когда его единственная дочь, а женился он поздно, тяжело заболела, он дал обет, что если она поправится, то пока он жив, перед этими иконами будут всегда стоять цветы. И сдержал его. Хотя, возможно, эта история сродни нашим музейным преданиям о ⌠белой даме■, появляющейся в зале барокко в ночь коронации Екатерины Второй, и бронзовом блюде, падающем со стены каждый год накануне дня Ивана Купалы в отделе античности┘ Не знаю. Доподлинно известно только одно, Александр Семенович всегда лично следил за тем, чтобы цветы были свежие. Теперь этим занимаемся мы. Удивительнее всего, что сам он при этом как был, так и остался до конца своих дней человеком глубоко и искренне неверующим. Но верность слову всегда значила для него чрезвычайно много┘ Так и появилась эта традиция, традиция не веры, но верности┘ Он был верен своему слову, мы верны памяти своего учителя┘, а чему будут верны те, кто придет после нас?┘ Как вы думаете? -Возможно, им уже будет дана верность вере┘ - предположил я, каменея от неловкости и косноязычия, - я хотел сказать┘ -О нет, не поправляйтесь, - перебила она меня, - и не стыдитесь своей серьезности. Юность должна быть серьезной, иначе зачем?┘
- 2 -
Я не был шарлатаном. Даже сейчас, когда отчаяние мое так же полно и окончательно, как некогда было счастье, я продолжаю настаивать: я не был шарлатаном! Да, я взял на себя дерзость сотворить чудо во славу Господа, в которого веровал всей душей, но разве до меня Бог не творил чудес человеческими руками? Я был грешен, я и сейчас грешен, хотя нет┘ сейчас это другое┘, но я не искал славы для себя! Я лишь хотел, чтобы розы цвели и не вяли к вящей славе Господней. Я любил тебя, Господи, как я тебя любил!┘
Чуду надлежало рождаться в тайне и тишине, и я остерегался расспрашивать людей, я доверял только книгам, книгам, которые брал на другом конце города в библиотеке, куда записался по отцовскому паспорту. Между мной и чудом не должно было быть никакой видимой связи, я даже старался не заходить в тот зал без крайней необходимости, хотя чувствовал временами, что задыхаюсь среди мраморных амуров, похожих на пластмассовых пупсов моей младшей сестры.
Следовало торопиться, и я глотал справочники и учебники с легкостью, которой никогда в себе не подозревал. ⌠Формула жизни■ оказалась неожиданно проста, большую часть входивших в нее ингридиентов я смог купить в центральной аптеке, остальные нашлись в магазине с непритязательным названием ⌠Химреактивы■ - то были всякого рода сложные соли. Словно средневековый фанатик-алхимик, я взвешивал ночами драгоценные крупинки на купленных на развале химических весах и ссыпал отмеренные миллиграммы в пузырек из темного стекла. В музее подсмеивались над синими кругами у меня под глазами, подозревая юношескую влюбленность. По большому счету, они были недалеки от истины.
Была среда - первый рабочий день музейной недели. За полчаса до открытия экспозиции в высокий узкогорлый кувшин налили свежей воды и поставили цветы. Я помню - там было три белых розы и две красных. В те несколько минут, когда смотрительница оставила зал, я успел высыпать в воду щепоть разноцветных кристаллов и скрыться в маленькой комнате между запасниками и канцелярией, которую выделили мне на время практики.
Следующие дни длились, как веревка для просушки белья, протянутая через комнату. Я не мог ни шагнуть в сторону, ни свободно вздохнуть, ни взмахнуть руками, я был стеснен, загнан в угол своим ожиданием. Удивительно, но чуда, подготовленного моими собственными руками, я ждал с такой же смесью ужаса и упованья, как если бы все мое участие в нем ограничилось пылкой и бессильной молитвой. Это ли не доказательство, что у всякого подлинного чуда только один Творец - думал я.
Первый шепоток прошел по музею через две недели. Еще неделю спустя слухи просочились в город. В зале с новгородской и псковской иконописью стало людно, как не было никогда досель. Некоторые посетители приходили к самому открытию музея и простаивали перед иконами до вечера, на их лицах были страх и надежда, многие женщины плакали. Цветы простояли без малого полтора месяца, и к концу этого срока в музее даже в будние дни наблюдалось подлинное столпотворение.
Несколько дней я боялся, что воду и сами цветы могут послать на экспертизу и тайна моя раскроется. Действительно, такие предложения несколько раз высказывались, но работники музея раз и навсегда заявили, что экспертизы не будет, а журналисты против обыкновения не настаивали. Удивительно, но в черством, падком на разоблачения городе не нашлось ни одного человека, пожелавшего чуду оказаться меньшим, чем чудо. Что-то странное происходило и со мной: первый раз после своего самозванного чудотворчества заглянув в этот зал, я долго не мог из него уйти, робкая, какая-то стыдливая радость поднялась из неведомых мне самому глубин и, дивясь и благодаря, я стоял посреди Божьего мира, мира, бывшего чудом и полного чудес, в немом, неторопливом благоговении, похожем на забытье.
-3 -
Бога нет. Практика моя закончилась вчера. Бога нет. ⌠Не верую, Господи - не тронь моего неверия!■ Мне боязно об этом думать, я снова лечу в бездну, но что мне делать, если Его нет? Я не умею обманывать себя, только других.
Прощание с отделом было очень трогательным. Меня звали непременно возвращаться к ним на дипломную практику, а Ольга Абрамовна даже сочла возможным намекнуть, что несмотря на трудности, испытываемые музеем, они, наверное, смогут оставить меня стажером, если я не передумаю заниматься русским барокко. Потому что ⌠Вы же понимаете, Александр, науке нужен приток свежей молодой крови, иначе она будет стареть вместе с нами■ Я понимал, я столько всего понимал, что отчаянию моему не было предела.
⌠Рече безумец в сердце своем - несть Бог■ Хорошо, пусть я безумец, - вам от этого легче? От этого даже мне не легче┘ Во всяком случае, довольно фальшивых чудес во имя фальшивой веры. Завтра в незамутненную ⌠чудесными■ добавками воду поставят свежие цветы и все пойдет по старому. Цветы будут вянуть и умирать, как то и положено цветам, а я стану украшать стены разверзшейся во мне бездны яркими жизнерадостными наклейками - таков удел человеческий. Роль чудотворца оказалась мне не по силам, я растерял даже те немногие утешительные заблуждения, которые имел. Горе мне.
⌠Яко семя тли во мне есмь■, о нет, не семя, уже далеко не семя, я весь пронизан этим тлением, я это тленье и есть, а Тебя нет. Не говорите мне, что ⌠это бывает■ и ⌠это пройдет■, не опошляйте моего неверия. И если я говорю о бездне, не стоит уверять меня, что это не более чем овражек, присыпанный палой листвой юношеских сомнений. Я вам не верю.
Мое неверие положит конец чудесам моей веры. Как это символично! - могут воскликнуть эстеты. Как горько┘ Я не Иов и не стану судиться с тем, кого нет. Я не жду ни справедливости, ни милосердия, я прошу только об одном: оставьте меня в покое, не трогайте моего неверия.
- 4 -
Каждый день я захожу в музей. Ольга Абрамовна видит в этом очевидный знак моей преданности делу русского барокко. Я ее не разубеждаю. С учебой дела обстоят из рук вон плохо, впрочем, на четвертом курсе это уже не важно. Да и вообще не важно. Розы стоят уже пятую неделю, как сказала мне смотрительница, добрейшая Анна Георгиевна, и все еще не думают вянуть.
Я спокоен. Знаю, рано или поздно я выведу на чистую воду того, кто следом за мной взялся за подделку чудес, и тогда этому ⌠кому-то■ не поздоровится. Музей устал быть причиной сенсации, затянувшееся чудо утомляет. Я думаю, они порадуются моему разоблачению. Говорят, неделю назад образец воды из кувшина все-таки отвезли на экспертизу, но ничего особенного в ней не нашли. Меня это не убеждает, кто бы ни был этот ⌠некто■, он наверняка достаточно умен и расторопен, чтобы вовремя подменить воду и отвести тем самым от себя всякие подозрения. Это ведь так легко, списать все на чудо.