На дне бокала ли разыщем, милая,
В годах что кануло, да в сердце минуло
Зарёю стылою, полоской алою -
Всё то, что минуло, как в воду кануло?
Как над Россией Змей летал-погудывал
Иду иных седей, где чёрным гуливал,
Грустить не рано ли, пичуга милая?
Уж, всё ли кануло, уж, так ли минуло?
Сирень у дома-то, считай, что зарево -
Хоть вся изломана, не вся издарена.
Уеду в Вологду в мужицкой спелости -
Что сладко смолоду, то горько в зрелости.
Из сердце выдули тебя (не странно ли,
Что мы не минули, что мы не канули?)
Дни монастырские, цветки даурские,
Огни Сибирские, братки амурские!
Найдём ли заново, подруга милая,
Любовь, что канула, тепло, что минуло?
***
┘Летай-летай меж стай скворчиных неразличимых в темноте
От горьких слёз неисточимых в неизлечимой чистоте,
Где на брегах крутых лосиных среди осин и синих хвой
Поит травой меня Россия в гусиной мгле береговой.
Лихих паломников припомнят в орлиной тьме сторожевой
Ликийские каменоломни под парусами длинных хвой.
Прости, о пастырь мир-ликийский, я пас - пасти твоих овец,
Среди ведийских и лесбийских забав - ловец я лишь словец.
Стихов я ратай и садовник, в пихтовник - замер - сей вошед.
Язык - души первовиновник, хребет, завет и сердцевед -
Среди болезных и злобесных, по-над залесной тишиной
Горит-горит, что огнь небесный, над благовестною страной!
Когда весной меня не станет - хоть этот час не тороплю -
Заря над берегом восстанет в краю, в котором вас люблю,
Где в корабельных солнце соснах и шалые перепела,
Где приплыла душа к погостам и обветшалым куполам,
Где если танцевать от печки, земля родная, гул земной
На сердце вывели словечки, что на дощечке вощаной.
***
На твоих сорочинах перепьютца твои провожане,
Одуреет страна от весны и слюны после бани.
От вина вполпьяна, да пьяны от вины и не здравы,
Поднимайтесь, мужчины, за ржавые выпить державы!
Хоть жлобами слывём, а живём лишь от бани до бани.
Перед баней споём, после бани нальём мы с бабаней.
Молодайка, молодка, молодушка, ай молодица!
Дай-ка, дай-ка нам водошку - хочетца нонче напитца.
Потребим навидях, на троих - не на дых-то нам это.
Не лежим на блядях, а стоим на святых и поэтах!
А стоим на земле, на золе, на назёме, в дубраве┘
Не болей, не жалей о в Вязёме прощёлканной славе.
В золотые хлеба улетает скворчиная стая,
Золотые гроба принимает земля золотая,
Вновь кого-то из стана жалеть нашей стае скворчиной.
От того и не стану я петь на твоих сорочинах.
***
Неезженой старой дорогой ползёт ежевичная плеть;
А песня душою народа была и останется впредь.
Подпой мне за Левочей дивной в долине, где буки и Хрон,
И мощно словацкие ливни со всех обступают сторон!
Пора бы нам, братцы, собраться, чтоб Ана и Тоно, и я -
Во имя славянского братства распелись в четыре ручья.
Спеваем и горя не знаем над миром, что мирнобород,
И вот - над текучим Дунаем певучий планирует дрозд.
Нам петь пока судьбы вершатся, за вечный держаться покой,
Но только б успеть обдышаться певучей словацкой строкой!
Ой, нынешний год на полетье привычный озвучу маршрут,
Едва ежевичные плети в пахучем лесу расцветут!
Как я ни о чём не жалею, так ты меня, ох, пожалей
Из задранной в небо аллеи стоящих во фрунт тополей.
Чтоб встретилась утром калике - о, ключник славянской тюрьмы! -
Колючая плеть ежевики, которой повязаны мы.
***
Владимиру
Хлумову
Мы-то знаем, что сердце не камень, говори-говори-говори.
Наша речь вспузырится и канет, как на быстрой воде булдыри.
Наших слов не останется жара, но, пожалуй, тем жизнь дорога,
Что уймутся в России пожары и взметнутся стожары в стогах.
Говори-говори без оглядки - что навертит холоп о щегле.
Мы собрались, что дети в колядки, да захлопнуты двери в селе.
Говори-говори, не надейся - всё забудут и всё переврут.
Заговейся словцом, разговейся - безнадёжный, но благостный труд.
Но распахнуты души благие, дорогие нажиты враги,
И другие пииты - тугие примеряют твои сапоги.
***
Засвистало полуночным свистом над высокою чёрной кормой.
Я родился на свет гармонистом, да забыли вручить мне гармонь.
Цесаревне - что вошка на гребне, паспортистам сухим вопреки -
Я родился в прибрежной деревне, но неведомо имя реки.
Брёл я, вроде, по белому свету, чьих-то родин шептал имена┘
На Москве, на Днепре, на Неве-то, спору нет - хороши терема.
Засвистало полуночным свистом, забренчало булатно в логах,
В поле ратном, да во поле чистом, на лучистых родных берегах.
Не охота, да глину-равнину в час заветный удобрить пора┘
Так ура нам, пехота-рванина, с горьким светом своим пехтура!
Засвистало полуночным свистом, подсобралась моя слобода.
Если кто-то рождён гармонистом - от гармони ему - хрен куда.
Опадают меха то и дело, и вдыхают опять сполшага
Как пурга, что на Севере белом, где особенно жизнь дорога.
Поиграем сегодня в гляделки - философы застольной поры.
Потому эти белки и мелки, что уж больно до дела шустры.
Поразмыслим о том и об этом, ведь и то интересно и сё.
И с холодным воскресным рассветом, вдруг обсудим поэта Басё.
Слово за слово - и до Амура, покачаем китайцам права.
Ну, какие уж тут шуры-муры, если моет Амур острова?
Так проходят денёчки златые, так и жизнь коротка промелькнёт,
Да о годы мои не святые не менты, так инфаркт ебанёт.
Просвистает полуночным свистом, протечёт ключевою водой┘
Но уж, если рождён гармонистом - погуляю, пока молодой!
***
Край мой недопетый, недосказанный, за него тайгою да пургой,
Плачами, церквами, богомазами плачено ценою дорогой.
Разыграйся не гармонь, не кровушка - воздуди, голубчик, во дуду -
Как изгибнет нонь моя головушка во тоём садочке, во саду┘
Не грусти и виду не показывай, что он люб, какой да ни на есть,
Дед нам в детстве сказок нарассказывал, бабка песен спела - не сочесть┘
***
Песен кандальных твоих каторжанин, гол, как глагол, как осевший монгол -
Зимних небес и древес прихожанин, северных рек и засек богомол,
Дальних огней воспеватель сигнальных, чаек причальных и северных дев
(Песен старинных твоих величальных сладок журчально-печальный напев)
Кто я тебе - человек перехожий, швец да кузнец, да на дудке игрец,
Мимо прохожий на утку похожий, песен ловец, оголец-не борец.
Небо холодное сердце вспитало. За молчаливою серой рекой
Я потеряюсь в ветвях краснотала - дальнего эха подпевок глухой.
Взмыть бы над кровом шатровым бобровым, чтобы упасть у тебя во дворе
Наядренелым орешком кедровым по индевелой февральской поре,
И приморозив на вырубке пальцы (дров не добудешь, так Бог не подаст)
Зреть, как натянут на белые пяльцы вышитый зайцами наскоро наст.
***
Твоих архангельских голубок, речных гудков и маяков,
Твоих штабных наградолюбых и златолюбых батюшков,
Твоих солдат разутых в поле, твоих святых и испитых,
Твоей и радости и боли, и душ отрадных золотых,
Твоих торжественных лафетов, брегов холодных обжитых,
Твоих рассветов и поэтов, и бонз во бронзе отлитых,
Твоих колей, чей лёд не тает, ладей и гнёзд, соплей и грёз
Мне так сегодня не хватает, как покаянных сердцу слёз.
***
То не горе в ложбинных рябинах, где картинно, что твой пустосвят
Три сороки на братних простинах на заборе высоком сидят,
Нашей жизни не меряны сроки, не трещите не впрок ни о чём!
Всю-то жизнь три досужих сороки протрещали за левым плечом.
Как трещало в печи, как трещало, как трещал, не скучал чтоб мороз,
У родного причала сначала это сердце не ведало слёз,
Да по свету, когда помотало, по дорогам меня растрясло -
За селом красно солнце восстало, и устало из глаз потекло.
А теперь-то я больше не плачу - вышли слёзы живою водой,
Что за день накопил - всё истрачу - грач я старый, трубач молодой.
Не изъездить дорог ледовитых не сносить мне железных сапог,
Деревень щедровитых да битых - бесполезно - не взять на храпок.
Не отмеряны строгие сроки, хоть в пророки иди, хоть с ума.
┘после склоки уснули сороки, засыпает зима терема.
***
┘А её поцелуи, что твои леденечки,
А застенки ея, что твоя колыбель,
А её петухи! Да грехи! Да венчальны колечки,
А словечки её! - Бубенечки, апрельская ель.
А поляны её! А полярные вдовьи зимовья!
Не полягут её ни хлеба, ни святая душа!
Задушевность еврейскую с русскою слепою любовью
На просёлках верейских я в северном сердце смешал.
┘А её поцелуи, что твои леденечки,
А застенки ея, что твоя колыбель,
А её петухи! Да грехи! Да венчальны колечки,
А словечки её! - Бубенечки, апрельская ель.
***
Брызги спеси шляхетской, и норов отецкий,
В этой низкой покинутой девочкой детской
Стало зыбко и зябко, невзрачно и пыльно.
┘А улыбка от бабки - скрипачки из Вильно.
Отошли-отошли-отошли меня в Лавру,
Где душа не болит о мирском и о лаврах.
На Посаде-Посаде-Посаде-Посаде,
Посади ты меня в монастырской ограде.
Для Посада-Посада-Посада-Посада
Я мирской воробей монастырского сада.
Я псаломщик, дьячок, я дичок-самосейка,
Я пою - дурачок - и течёт Маросейка,
Я паромщик, брожу обмелевшей Солянкой,
Дурачков я вожу, на небесны полянки┘
***
Перепало и мне, перепало мало-мало в степях второпях, да черешни цветок пятипалый, что упал на чернобыльский шлях, перепало звезды соловецкой, неспокойной турецкой воды, молодецкой попойки мертвецкой и простецкой отецкой беды. А ещё перепало словечек - чистых речек, душистых дорог, где в груди я берёг бубенечек, да кузнечик заплечье поджёг. Не проси меня петь хоть сегодня! Я не в голосе нонче - прости. В нашей волости каждая сводня так поёт, поспевай отползти. В нашей волости пчёлы лохматы, и крылато сырьё-пацаньё! Аты-баты, иду я в солдаты за пречистое имя Её.
***
Придёт к воде на водопой селенье - и дуб, и лох, и чином-чин лопух, но догорят на исполох поленья в ночной печи и воссияет дух среди руин и кошек одичалых перед началом северной земли, где над ветвями яблонь обмельчалых ночные звёзды чайные взошли...
***
|
