Проголосуйте за это произведение |
ТИШЕ ВОДЫ
* * *
А она, старальщица, на простых местах,
в час дневной, невещий собрала вдоволь:
отрясла репчаток по садам,
нащипла рябчичьих пёрышек...
И всё ходит, подолом вдовичьим
чуть колеблет трав послушание -
в неприкаянной вотчинке,
за хлеб-соль в услужении.
* * *
...едва не сбрела с ума:
единый шажочек - и...
Губы трубочкой у сверчка -
и сидит на жёрдочке:
лапотки, очи каменны,
лицо жёлтое.
Напотешилась, смешков в щёлочку
вбила доверху; крадучись
вышла снег помять, темнотой залить -
а оно зайдётся как, запищит...
слёзно так, ручейком кудрявеньким
проливаючись.
Что-то (ладно ли?) переправлено,
изнутри или здесь что стронуто...
И себе цветочком кладбищенским:
всё не в страх ей, всё постороннее -
отморозила щёчки паркие,
над могилкой кровною сидючи.
Хорошо, весело падчеркой:
всё один снобродит в ней, сытится
дух лукавый, молчит и ровно так
дышит, пазушник.
* * *
Перламутровая и полумёртвая,
еле дышит, сомкнула глазочки...
Что лепечешь, когда простёрлась,
перезябла, зимняя ласточка -
ласковая, заблудшая, заплутавшая,
холодна, как постель вчерашняя;
хвостик скобочкой, скрепкой ножки...
Лес затмен деревами: ночь ли,
день - стена, гробовой пошиб.
Еле теплится, чуть пищит,
из просторов в тесноты павшая,
во домок - на покойника -
занырнувшая, в корокольчатых
дубах, в смертных корочках
заскорбевшая ластушка.
* * *
Рассеялись чистым полем:
змеиное царство.
Поила мёртвой водою,
а им - медовое яство.
А что уливала речною,
проточною, дождевою -
ни струпинки, ни дольки,
ничего не осталось.
* * *
На оградке моль-монашенка,
хвойный кряж через холм туманливый,
на могилке синие напёрсточки,
стародавние ели особицей...
И вода - молодая, строгая -
оплела кусты, катит под ноги...
В берега войдёт, а что после-то? -
Побежит, побежит ровненько.
* * *
Плачь не плачь, а растаяло,
вышла шкура - щетинна, плесенна,
сколь же раз надёванна...
Отчего деревья не птицы?
Отчего стоят в глухом мороке -
не взлетают, а в глины втиснуты?
Воды у корней - петлями.
Отчего деревья не плавают? -
Из могил вопиют во множестве...
Вод земных, вод небесных
испивают, тоской истёртые,
зеленеют с дальнего берега.
* * *
Сколько воды,
сколько травы сухой...
Где ни очнёшься - дик
облик, со всем несхож.
Разве что вон там, за рекой
кто-то воздыхает в ответ -
зеркало мутится: живой
подаёт забвенную весть
из дальнего леса,
над тёмной водой,
над травой сухой -
камушком впролёт, веткой треснувшей:
здесь я, здесь.
* * *
Пялит очи белёсые, голые -
а куда ещё? а на что ещё? -
с лица горького
пьёт и пьёт... Тошно ли?
Это жизнь широкая, топкая,
синь оконная,
это смерть-ключи гремят-точатся -
прибывает река, подымается
с берегов - облаком.
* * *
К зелёному, зарёвчивому
под крылья - весь исплакался,
уже радужек тощих рёбрышки
выступают рыжие.
День деньской,
крест вдовской,
калиточка скриплая.
Глубоводный линь - лето псинное
зацветает колом осиновым,
несумерное - тать слепой -
под окнами рыскает.
* * *
Сухоныра сурепица
за дорогой укачливой.
Не репьём, не ромашником,
не чай-розой заказною,
а желтухой-свирепицей,
вдовьей каторгой.
Где ни брось - там и селится
дармоедыш непроченный,
прачка крашена, жёлто темечко:
а на жизнь, на может, и стерпится.
Не бывать сурепице розою,
не войти в берёзово тело,
не дохнуть тошной полынкою.
Дело-то твоё ведь не скорое,
кто-то с ним ещё и управится...
Ну, цепляй корешок - сойдёт лихо-то,
заплетай вдовьи огородцы...
Разохотилась, желть-напраслица,
работеня, жилиста ножка -
незавидчивым пой, сказку сказывай
кровным.
* * *
Утро чёрною рябиной -
вырезными крылками.
Сколько вас не сущих,
сколько не восставших,
опочивших, сбившихся
скрытников, потайщиц -
за рябинью гущу,
за стволиный защур,
за такой уж случай
оборвавшихся.
Говорят, легко под утро,
да и под вечер утерпно...
А кого-то в ночь, как в угол
угольный затравит, сверзит,
и годить не станет, с тем что,
захвати, мол, светла лета
хоть дождливую полоску,
хоть оглоданную кость...
...Куст сухой во тьме поломан,
незамеченный: небось,
не последний...
...Отсадиться, а не то,
что ни утро - так и ладит
душа в лунку, так и льнёт
воспоследовать, и катит
пепельным клубеньком,
камушком-голышком -
понарошку, полегоньку -
лежи нем, лежи бос:
уж я с ходу в саму воду -
только брось.
* * *
Вот те садик! Вот те яблок! -
Заржавелая тропина,
мимохоженые хляби:
ни взойти, ни воротиться.
Вот те цветик, вот те облак...
Где примятая стезя?
Где следок? ...А я-то: родный -
Завалявшийся навивок -
ни приметы, ни зарубы -
зачужелая земля.
Мшина, мшище, моховище,
зоб проглотчивый болотный,
зеленцовый и зелейный
свет исподний, подколодный -
травный, ядный, тугоухий,
перегубленный...
Да неужто вся и путань -
комариный ветрец сыпный,
вдоль заточенных копеец
в полутемь из полутьмы
ужаковые колечки
гнуть-укручивать?..
Эх, не этой бы полушки -
непроглядчивой зари
добиваться привселюдно,
да куда ни поверни -
Зыбь, а мне: лазорь...
Кинутая гать,
по глазам - мизгирёвы сохлища.
Тут не сонмища - ходи сам,
тут не ласки-шёлк - блеск-оконышки.
Кому пеклые пески,
кому ельные места,
кому горочка, кому ямочка...
Не тужи, не кличь - не разъять:
ни по лихости, ни по кротости,
и кручиною не пронять,
ни по злу, и ни как не стронутся.
Бедовать ступай по своей тропе,
ступай брошенкой...
...Аль и здесь
по чужим рукам,
на чужой покор
в люди отдана?
* * *
...и не сосредоточиться,
и тишина вокруг
всклокочена и скорченна,
задёшево и с рук
прикуплена, несносная
по гроб - и про запас
достанет... Где вы, сосенки
певучие, отказные,
где ели вековечные,
туманы перекатные? -
На что мне этой ровности
крестьянский узелок?
Вот бы травы падучие,
реки-рыбы зеркальные,
девы-ивы плакучие,
а не это приблудное,
человекоподобное
до последней подробности
обо всём умолчание -
ни о чём, безнаследная
тихомолвь.
* * *
На что отозваться?
Качливой сорокой на тополь -
облачком грудь -
болтать непривязно,
избегнуть притонов:
там только чужие живут.
...А за лесом зубчатым -
нежилое, ветхое:
не вчерашним-будущим
здесь - пустынным, ветреным.
Четыре стены, четыре лесных угла.
Муравейника тихий горб,
перекатная птичья голь...
Тишь и такая гладь -
На небесный, на сталь-засов
заперто.
* * *
Ручеёк почти, лесная речка:
ивки сплошь унывные, серо-зелено,
травы стрелозубые, берега убитые -
холодно июнное полотно.
Ложе занавешено, а под пологом -
белое личико, лилия безуханная.
Донышко - рукой достать, по дну сеточка:
где-то свет по рукавчикам скапывает...
Доплыла - стебельком в землю.
...Смерть какая тишина летняя -
летняя, придонная, каменная.
Чибисы кричат, иволги,
сходятся бреги тесные -
ни песочка уже, ни лилии -
угольным всё воротилось лесищем,
той ещё, что ласкалась к темени,
теменью.
* * *
Вот и одна на клиросе.
Розовый куст шиповника -
только тебе, дыши его
лёгкими, перелистывай,
пой как умеешь, вспаивай,
позовут - и опомнишься:
не смогла, не управилась -
и обратно под крылышко...
Бедная пташечка!
Не лететь, а упархивать,
уносить тебе пёрышки,
куропаточка.
* * *
В тёмном бору возьми её за руку -
это рябина, простая душа,
птица нечайная, зяблица
лиственная.
В красном углу, в застенье,
под укровом под жалистым
жаль безродную, жаль.
Небо с овчинку - рыбкою
в частых сетях.
Лихо тут
веет совсем неслышимо,
зацветает на пнях.
* * *
Гул подпочвенных вод,
травяной погреб...
До кровинки, сквозь
проткала порча.
А может, всего-то
глушьё-глухомань...
Всё пуще да горше
застлалось травою
волнистою, водяною,
и стала тьма -
моховая, горклая,
самая низовая:
не сокроет - сгорбит да
кости намает.
В зыбке травяной,
в мятном гробу
закачал-заспал
чернавку-рабу
сон дурной.
* * *
Чей это голос?
На слух только птица унывна.
Пойменный лес замирает под жалобой мерной,
тянет прозрачную шейку...
Чей и откуда?
Пестра, многопёра, безвинна -
вот она, птица простая спокойных размеров.
Где же тот холод ущельный?
понизу вьющийся ужас гремучий змеиный?..
Чей это голос, если не пересмешника?
* * *
Гущь, густота, гущаная огородь...
То, вдали - пламенистое, алое -
вот уже и багровое,
вот не стало его,
облака...
* * *
Чёрной крови бутон качается,
наливается -
из росточка, из деточки
смерть-игла пробивается.
Крутит левую,
вьёт соузную рученьку,
точит жилу сердечную.
Рвись, касатик,
рвись, степной-полевой, на свет! -
(судорожь мглой надсадною),
в глинозёме яму небесную
рой.
Затмевай очи, запирай руслице,
корешком ветвистым выпивай соки,
во всё небо крестом разверзайся,
чёрный мой цветок, ловчий сокол
на горле заячьем.
* * *
Маковой майской могу напитаться росинкой,
маковым цветом и маковым зёрнышком сизым,
диким, глухим, водяным и вороньим и просто
маком последним, забытым на маковище.
* * *
Вот и кончился денёк,
белы косточки заныли...
Травочки полевые,
дорожные, лесовые,
позаборные да откосные,
овражные, прудовые -
одним царствием - на восток.
Там пузырь из еловых вод
подымается,
с дикого дна уходит, кувшинцем,
розой водяной
с лихоломных трав, лихоманных хвой
ширится.
* * *
Назубок все песчинки,
все камушки, волны, искры,
ёжистой шкурки смущенье и дрожь.
Зубом по ободу -
ишь какой ровненький,
чистого-чистого
вкуса стальной перстенёк.
Всё назубок и по памяти
животворящей и пристальной...
Где у колечка исток?
Ну-ка, сыщи его в озере...
Может, он в лёд перепрятался?
Может, он бьётся и просится
к белому свету и на небо?
Льдами, песками и травами
катится, катится, катится,
с пальца, с откоса сорвавшийся
бледным колёсиком, радугой
брызжет по памяти, замертво -
мимо и вдоль берегов.
апрель-июнь 2000
Проголосуйте за это произведение |