Венедикт Ерофеев,
"Москва-Петушки"

Лемур - животное неуловимое, малораспространенное, почти неизвестное и еще менее понятное. Особенно у нас, в стране домашних тараканов и диких жучек. Одна моя знакомая дама страшно оскорбилась, когда ее спросили, видела ли она лемура. "О, ля мур, ля мур..." - многозначительно выдохнула она, закатывая глаза к мозжечку.

Мое знакомство с лемурами, как мне кажется, началось на втором курсе института в разделе "Позвоночные животные". Знакомство обыденное, можно сказать, деловое: 10 страниц текста, сдача зачета. Лемуры не достались мне даже в экзаменационном билете. В зоопарке же, в клетке с надписью "лемуры", ошеломленный посетитель мог наблюдать только плешивого и брюзгливого московского проныру - голубя. Я исходила всю Москву в тайной надежде повстречать хотя бы одного лемура. Люди то наваливались на меня толпами, то подстерегали в одиноких переулках. Но лемуров я так и не встретила. Должно быть, они гуляли по своему теплому Мадагаскару или другой какой Африке. Гуляли поодиночке, парочками, толпами. Гуляли и ничего не знали обо мне. И знать не хотели.

Вообще, все наше знакомство было односторонним. Лемуры были ленивы и фантомны. Виртуальны, как сказали б сейчас. "А что, жили мы без лемуров и дальше проживем!" - в порыве нигилизма воскликнет мой современник. И - будет неправ.

Только через 17 лет в десять часов вечера по телефону я снова услышала это слово "лемур". Вернее, целый рассказ о лемурах. Рассказ был умный, смешной и печальный. Такое сочетание встреается только в парижских шансонах и у русских писателей. Я слушала рокочущий в трубке голос и смеялась. А потом смеялась, чтобы не расплакаться. А потом голос провалился в телефонный колодец, заглох. А я вспоминала...

1993 год. Москва. День города. Место встречи - памятник Маяковскому на Садовом. Ветер. Взволнованное и капризное, как барышня, серенькое небо. Коктебельские пляжники, насильно втиснутые в одежду. Но не потерявшие от этого ни своего пофигизма, ни своей беспутности. Одежда - табель о рангах (а отсутствие одежды - табельное оружие). А здесь всех уравняло питье из горла по кругу - масонские знаки, творимые над темной и клейкой бутылкой с южными письменами, то ли "Массандра", то ли "Коктебель". И белые dieselные джинсы с Олимпа - задом на потасканных ступенях памятника. А шпильки от Кензо - по уши в поруганной клумбе с красными клочьями цветов. Все разом говорят что-то вполне бессмысленное, но явно жизнеутверждающее. Все разом улыбаются. Москва - фантом, мы все еще в Крыму. Приятели ведут меня за памятник к его "черному ходу". Словно в советские времена ,по блату собираясь осчастливить меня продуктом редким и изысканным. За памятником стоит человек. Один. Без ожидания или вызова. Просто стоит. Немногие так умеют, особенно в толпе. И никаких предчувствий у меня тогда не возникло. Далее в женском романе последовало бы истерично-сексуально-лубочное описание героя: "Его большие зеленые глаза..." Я не читаю женские романы. Да!

Да! Его большие зеленые глаза! И серый раздуваемый ветром плащ. И рокочущий в телефоне голос. И его тоска по бывшей жене. И одиночество. И женщины. И сломанная на "Ближнем Востоке" Москвы нога. И широкий, как просторы Родины, подоконник, на котором так и хочется пожить. И полуночный цокот копыт за июльским окном. Его взгляд, пробивающийся сквозь мой сон. Легчайшие прикосновения его рук. Нежные и тревожные прикосновения. И трубка. И запах голландского вишневого табака. И Тарковский, теряющийся в горячечном шепоте. И оставленные дома мои ночные гости. И красные туфельки, сброшенные, застывшие в стремительном беге по паркету. И черепах Бомж Вася, панически боящийся мытья полов и удирающий от меня под софу. И снова женщины. И бесцельные одинокие шатания по праздничному городу. Городу, шуршащему подошвами и ломкими стаканчиками, а в переулках - желтыми листьями. И тягучий печальный джаз, насквозь пропитавший сад Эрмитаж, струйками выливающийся в пустые соседние улочки. И ожидание. Мои дрожащие в предчувствии встречи руки. И разбитые в волнении стаканы. И его зрачки, приближающиеся, касающиеся моих ресниц. И моя Навзикая, трепещущая, истомленная, приникшая к его плечу. Еще ничего не знающая Навзикая. И - снова путь. И одиночество. И женщины. Его легкий крупный шаг. И улица Чехова, навсегда отмеченная развевающимся на ветру, исчезающим вдали серым плащом. "Это было лучшее из времен, это было худшее из времен... У нас было все впереди, у нас не было ничего впереди..."

Рокочущий голос в трубке, оказывается, уже исчез, оставив в ночи тоскливые SOS. Я долго лежу с закрытыми глазами. И жду. Я так боюсь его спугнуть, хоть чем-то обидеть... И вот, в пустой тишине, за чуткой дверью я слышу наконец шаги. Лемур, чуть растрепанный и сонный, как ребенок, в халате, красной лыжной шапочке, с табачной трубкой в руке, пришаркивая больной ногой, сопя и подкашливая, подошел ко мне. Долго-долго стоял, не догадываясь, что я не сплю. И глядел в меня. Тихо-тихо. Будто запоминал, будто знал что-то о грядущем. Его большие глаза светились в темноте какого-то тропического сада из мерцающего коричневого бархата. Сада, вздыхающего во сне. И пусть лемур молчит, тишина - серебряная нить, хорошо, что он просто есть. Я знаю теперь все о нем. Как знаю свое сердце, губы, руки и ноги, каждый вдох и выдох. Нелепо признаваться в любви к своему сердцу. Достаточно, что ты живешь благодаря ему. Оно всегда с тобой. Серебряная нить между нами дрогнула, натянулась, нежно зазвенела. Кто-то светящийся в его глазах плывет, мерцает, приближается ко мне. Губы лемура то ли улыбаются, то ли ждут поцелуя... Внизу вдруг хлопает взбесившаяся дверь и подхалим-подъезд начинает топать и гулко хохотать, взвизгивая женскими голосами. Нить напряглась и задрожала. Мы ничего не понимаем. В комнате мечется птица, ее ломкие крылья в силках и в крови. Мы дергаем нить за концы, вытягивая ее в прямую, режущую и кровавую струну. В меч. Меч, положенный между нами. Который усмехается, сверкая вставной протезной челюстью. Нас раскидывает в стороны! Мы снова в свободной пустоте. Лишь в ладонях обрывки серебряной нити. Еще говорящие с нами на понятном пока языке. На печальном языке маленькой флейты...

...Я открываю глаза. Комната все так же пуста. В ладонях ничего нет. Лемур никогда не придет посидеть рядом со мной. Никогда не погладит меня по голове. Вокруг вообще ничего не происходит. Я даже не плачу. Я встаю и беру с полки Брема, чтобы отыскать этого проклятого, неуловимого, необходимого мне лемура. "...Представители семейства лемуровых неслышными шагами, медленно крадутся с ветки на ветку: их большие круглые глаза светятся в сумерках подобно огненным шарам, их движения так тихи и обдуманны, что даже чуткое ухо не уловит ни одного звука... Горе беззаботно спящей птичке, на которую упадет этот огненный взгляд!.. Без всякого шума, почти без видимого движения он все более и более приближается. Затем он с той же осторожностью и тишиной поднимает одну руку и тихо протягивает ее, пока почти не прикоснется к спящей..." Не прикоснется к спящей...

Лемур - животное неуловимое, малораспространенное, почти неизвестное и еще менее понятное.

Я долго лежу, закрыв глаза. А за морозным окном далекая Пиаф плачет о чем-то несбывшемся и невозможном: "O, l'amour, l'amourrr..."

Проголосуйте за это произведение

Что говорят об этом в Дискуссионном клубе?

292557  2010-04-11 02:50:57 tredk - блин! думала, что статья про лемуров, а это опять про секс... да и если об этом - стандартные приемы... только потратила время

292558  2010-04-11 08:15:03 Л.Лилиомфи - ДЛЯ TREDK / и СМОТРИТЕ " ... ЭТИМ ЛЕТОМ" - "Не читайте русских романов - они убивают радость жизни", - сказал какой-то западно-европейский классик. Так вот, в данном наброске состояния души романтической женщины как раз нет этой вселенской скорби, характерной для русских романов. В смысле: А.Каренина под поезд, Тарас Бульба - сына Андрия, Онегин - Ленского, Раскольников - старух и т.д. Нет, здесь очень тонкое шуршащее воспоминание-сожаление о радости встреч на сексуальной почве с неким дяденькой-лемуром. Ну, там касания, взгляд, колдующий запах табачного дыма ... Непонятно, что Вас так разозлило в этом этюде? Недаво посмотрел "Как я провёл этим летом" - фильм, отмеченный наградами в Берлине(2009). Опять вспомнилось нехитрое выражение классика - "не смоотрите, потому что убивает РАДОСТЬ ЖИЗНИ". Ну, действительно. Чукотка, океан. Природа завораживающая. Чудо! Но как начинаются разборки между двумя персонажами фильма - не знаешь, куда деваться! Я просто отворачивался от экрана и пережидал. Такая мерзость эти мелкие и крупные подлянки друг другу на фоне мощного прохода белого медведя на океанском берегу ... Ужас, полный конфуз. Человек - царь природы? Не смешите. А фильм Попогребского всё равно надо смотреть. Музыка, природа - бесподобны! / из Н - ска, 11 апр 2010 /

293263  2010-06-30 14:18:39 Илья - Ну и чушь! Думал, что про лемуров. Хорошо что после второго абзаца перестал читать.