|
|
|
Проголосуйте за это произведение |
Масоны и Московский университет
Российское масонство XVIII - начала XIX вв. до сих пор представляется не до конца раскрытой тайной истории. Что поставило в один ряд блистательного "брилльянтового" князя Куракина и помещика средней руки литератора Новикова? Фельдмаршала Кутузова и художника Левицкого? Великого Князя Константина Павловича и "дядю-поэта" В.Л.Пушкина? Все это люди, принадлежащие различным социальным сферам. Одни находились на вершине власти, другие, подобно Новикову, были низвергнуты этой же властью в казематы.
По-видимому, ближе всего к истине подошел Н.А.Бердяев. По его мнению, российское масонство было ответом общества на тоталитарно-полицейское государство, созданное Петром I. Знаменитый философ полагал, что "масонство было первой свободной самоорганизацией общества в России". Это стало "инициативой снизу" и никоим образом не было навязано правительством. Наоборот, правительство смотрело на масонов недоверчиво, подозревая их в религиозном и политическом свободомыслии. Опасения были явно преувеличенными. Масоны были христианскими мистиками. Их интересы сосредоточивались на просвещении, филантропии, книгоиздании, медицине. Но в среде масонства впервые проявился в России бунт личности против деспотии государства.
Масонство было проявлением внецерковной религиозности. Оно, с одной стороны, было реакцией на широкое распространение европейской атеистической философии, а с другой - вызвано на свет тем, что православная церковь утратила свою роль главной духовной силы общества, покорно пойдя в услужение монархии. В среде масонов даже раздавались голоса, что православная церковь - "отживающее учреждение". Главной идеей масонства было "построение внутренней церкви". Масоны избрали путь "нравственного самосовершенствования". Все это не затемняло сознание, а, наоборот, пробуждало его к требованиям современности. Именно в "сегодня" масоны искали воплощения своих идеалов. Историк русской философии В.В.Зеньковский справедливо отметил : "В русском масонстве формировались все основные черты будущей "передовой" интеллигенции - на первом плане стоял примат морали и сознание долга служить обществу, вообще практический идеализм". Российские масоны по-своему утверждали свободу человеческого духа и его право на вечные поиски.
"Вольные каменщики" обиходили первые ростки российской науки. Московский университет - родное детище этой стремящейся "обрести свет" эпохи. Основателями его были просвещенный вельможа И.И.Шувалов и великий ученый М.В.Ломоносов. Первый волею судьбы оказался фаворитом любвеобильной императрицы Елизаветы Петровны; однако роль временщика его заметно тяготила; он охотно принес ее в жертву врожденной страсти к знаниям. Этой страстью объясняется и его "странная близость" с Ломоносовым. Надо сказать, что их связь не ограничивалась только научными собеседованиями. В 1751 г. Шувалов добился для Ломоносова чина коллежского советника, дававшего право на потомственное дворянство. Все вместе взятое объясняет, почему фаворита императрицы считали масоном. Даже больше; современники полагали блестящего, образованного царедворца "главным над масонами" (об этом пишет в своих "Записках" Г.Р.Державин). Правда, документальных подтверждений сказанному пока не находится.
Как государственный деятель, Шувалов не проявил больших дарований. Он не обладал ни политическим чутьем, ни энергией. Но в ипостаси просвещенного вельможи он был известен всей Европе. Дидро, Гельвеций, Вольтер не раз с глубоким уважением отзывались о российском сановнике. Назначенный первым куратором Московского университета Шувалов постоянно заботился о своем создании. Обязанностью куратора была посредническая миссия между Императрицей и новым учреждением. Первый куратор справедливо говорил, что, если его имя будет известно потомству, то только благодаря Московскому университету. Шувалов специально приурочил указ об открытии Московского университета к именинам своей матери (отсюда знаменитый Татьянин день), желая посвятить ей лучший плод своей жизни. Правда, посетить стены Московского университета он удосужился всего лишь один раз - в 1778 году, т.е. спустя двадцать три года после открытия. Но бессменным куратором Шувалов оставался вплоть до своей смерти в 1797 году.
Москва постепенно стала сосредоточием российского просвещения. Благодаря университету, она вновь подтвердила свой столичный статус.
Начиная с И.И.Шувалова, масоны стояли у кормила Московского университета. Уже в 1757 году директором (управляющим внутренними делами) был назначен И.И.Мелиссино. Через сто лет С.П.Шевырев писал, что для Москвы это имя принадлежит к числу "достопамятных и драгоценных имен". Мелиссино полагал, что университет не может быть только учебным заведением. Ему надлежит стать культурным центром старой столицы. С этой целью Мелиссино замыслил открыть при университете литературное общество. Однако требовалось привлечение крупных творческих сил. Исполнение замысла пришлось отложить более чем на десять лет. Наконец в 1771 году такое общество, именуемое "Вольное российское собрание" начало свою деятельность.
Один из питомцев Мелиссино профессор Харьковского университета И.Ф.Тимковский вспоминает о своем наставнике : "Он был добр и любил науки. В собраниях, раздавая шпаги, дипломы, награды или когда мы приходили к нему поздравительным обществом, он свое приветствие заключал всегда латинскою сентенцию. Как помню одну : "Qui proficit in litteris et deficit in moribus, plus deficit quam proficit" (Кто богатеет в науках и скудеет в нравственности, тот больше скудеет, чем богатеет); и другую : "Vis consilii expers mole ruit sua" (Сила без разума гибнет от собственной тяжести)".
Особенно интенсивной роль "вольных каменщиков" становится в середине 1770-х гг., когда наступил "золотой век" российского масонства. Одним из главных работников на ниве просвещения был Н.И.Новиков, сменивший журналистику на труды книгоиздателя и неутомимого филантропа. Но он был не одинок. Новиков объединил вокруг себя немногочисленную, но одушевленную жаждой деятельности на благо России группу людей. В исторической литературе они получили наименование "московских розенкрейцеров".
Московский университет уже представлял в то время большое хозяйство. Помимо трех факультетов при Университете было две гимназии (одна в Москве, другая в Казани), общедоступная библиотека, типография, книжная лавка и другие подобные учреждения. Для успешного управления всем перечисленным требовались люди, соединявшие в себе как умелых администраторов, так и искренних поборников просвещения. Такие личности могла выдвинуть только богатая духовными запросами среда. "Вольные каменщики" , объединенные исканием "внутреннего света" во имя подлинно христианского жизнеустройства, были именно этой средой.
Новиков формулировал цель исканий "вольных каменщиков": "истинное масонство в том просвещении, к которому можно придти, идя по стезям христианского мироучения". Просвещение и нравственность понимается как нечто единое. Достижения наук должны способствовать человеческому благу; но это возможно только тогда, когда человек надлежащим образом устроит свою душу. Следовательно воспитатель должен пестовать как "пытливый ум", так и "добрые нравы". Эти педагогические принципы явились исходным пунктом трудов крупнейших деятелей Московского университета того времени; их традиции действенны и по сию пору - уже почти два с половиной века.
Среди подвижников просвещения Новиков - самая крупная фигура; но в истории Московского университета не меньшую роль сыграли: М.М.Херасков, И.Г.Шварц, И.П.Тургенев. Все они принадлежали к "московским розенкрейцерам". О каждом из них необходимо сказать несколько благодарных слов.
По словам В.О.Ключевского, "новиковское десятилетие - одна из лучших эпох... в истории Московского университета". О состоянии детища Шувалова и Ломоносова до прихода туда Хераскова, Новикова и Шварца он пишет: "В тот год, когда Новиков взял в аренду университетскую типографию, этот университет доживал свое первое двадцатипятилетие. Но он еще не успел докончить своего обзаведения: были аудитории и кафедры, профессора и студенты, были обстановка и личный состав науки, но сама наука с трудом пробивалась сквозь то и другое, не успела еще обжиться на новоселье. Число студентов в иные годы не доходило и до сотни; иногда на всем юридическом, как и на всем медицинском факультете, оставалось по одному студенту и по одному профессору, который читал все науки своего факультета; студенты занимались в университете не более 100 дней в году; родной речи почти не слышно было с кафедр; люди хорошего общества еще побаивались пускать в университет своих сыновей; благовоспитанность не всегда примечалась и порой как будто даже совсем отсутствовала"
Новиков всецело отдался издательской деятельности и филантропии. Университетские дела сосредоточились в руках Хераскова и уже упомянутого Мелиссино.
Знаменитый поэт Херасков стал в 1778 г. одним из четырех кураторов Московского университета и до 1782 г. фактически единолично управлял им и подведомственными учреждениями. В начале 1779 г. он предложил Новикову взять в аренду университетскую типографию и книжную лавку, что открыло энергичному труженику на ниве просвещения России широкое поле деятельности. В августе того же года Херасков пригласил Шварца на должность экстраординарного профессора по кафедре "философии и беллертов". В университете Шварц стал "главным дельцом по воспитательной части" (выражение В.О.Ключевского).
За Новиковым закрепилось наименование "ревнителя российского просвещения". Ключевский разъясняет программу этого энергичного деятеля: "Арендуя у Московского университета типографию и книжную лавку, Новиков имел в виду прежде всего потребности домашнего и школьного образования. Он старался, во-первых, составить достаточно обильный и легко доступный запас полезного и занимательного чтения для обширного круга читателей, во-вторых, войти в общение с университетом, чтобы воспользоваться его силами и средствами для приготовления надежных учителей. Расстроенную университетскую типографию он вскоре привел в образцовый порядок и менее чем в 3 года напечатал в ней больше книг, чем сколько вышло из нее за 24 года ее существования до поступления в руки Новикова. Он издавал книги довольно разнообразного содержания, особенно заботясь о печатании книг духовно-нравственных и учебных; в числе 366 книг, отпечатанных им до конца 1785 г., менее чем в 7 лет аренды, насчитываем около сотни изданий первого рода и более 30 учебников, разноязычных букварей, словарей, грамматик и т.п.".
Деятельную поддержку Новиков нашел у "московских розенкрейцеров" , образовавших "Дружеское ученое общество". Это общество получило официальный статус в октябре 1782 года, но фактически оно было образовано еще в 1779 году. Средства были собраны среди "московских розенкрейцеров", причем один из них А.М.Кутузов (ему посвящено знаменитое "Путешествие из Петербурга в Москву" А.Н.Радищева) пожертвовал все свое состояние. Мысль о подобном союзе просвещенных людей сначала казалась пустым мечтанием. Современникам нравились такие планы, но они относили реализацию их к далекому будущему. Но скептики вскоре были посрамлены. Уже к 1784 году "Дружеское ученое общество" выросло в миллионное предприятие. Оно провозгласило своей задачей покровительство наукам. На его средства при Московском университете были созданы Педагогическая (учительская) и Филологическая (переводческая) семинарии ; все студенты получали стипендии.
Шварц открывает список русских ученых - профессоров Московского университета, прославившихся не только на научной, но и на общественной стезе. Его ближайшими последователями были: Мерзляков, Грановский, Шевырев. Эти знаменитые ученые с большим успехом читали публичные лекции, собиравшие "всю Москву".
Расцвет деятельности Шварца падает на 1782 г. (а умер он скоропостижно 17 февраля 1784 г. в подмосковной князя Н.И.Трубецкого Очакове, где и похоронен). В этом году он прочел в Московском университете курс "эстетической критики". Вынужденный покинуть его стены из-за противоречий с Мелиссино (усмотревшем в Шварце энергичного соперника и опасавшегося его все возраставшего влияния) он перенес занятия к себе на дом и прочел еще два курса: "о трех познаниях" и "философской истории" - уже для более узкой и более духовно близкой аудитории. Мелиссино боялся, что предприятия Новикова и Шварца выбьют почву из-под его любимого детища : "Вольного российского собрания". Он предпочел предоставить Шварцу возможность следовать собственным курсом. Получив свободу, Шварц с еще большей энергией отдался "общественному служению" и стал в культурной Москве значительнейшей фигурой, потеснив даже на время Новикова.
С университетской кафедры в курсе "эстетической критики" Шварц излагал теории древних (Аристотель, Цицерон, Гораций, Квинтиллиан) и новейших (Буало, Баумгартен) философов и поэтов. Многие из этих имен впервые прозвучали в стенах Московского университета. Свои слова он иллюстрировал многочисленными примерами из европейской литературы, одновременно сравнивая создания поэзии с живописью, скульптурой, архитектурой. Он выделял специфику и выразительные средства всех этих искусств. Конкретный анализ он сопровождал общими рассуждениями о границах познания, о возможностях человеческого ума. Один из его слушателей вспоминает, что Шварц "показал нам отношение чудес одной науки к другой, вперил в нас то под иероглифами, то на яснейших своих опытах сколь удивительна связь материи и духовности, какой нерушимый узел между Богом и человеком и какие мы и вся природа имеем пределы и ограничения".
Курсы, прочитанные Шварцем на дому, посвящены более отвлеченной проблематике. Не вдаваясь в тонкости его философских и мистических исканий, следует только подчеркнуть, что Шварц впервые в России прививал своим студентам цельное мировоззрение, что стало началом формирования духовного облика русской интеллигенции. Шварц учил не только погружаться в таинства науки, но и "жить по правилам благонравия". Наука питает могущество разума, а воспитание согласно учению Христа - основа духовности человека, выделяющее его среди прочих творений Божиих.
Особой заслугой Шварца В.О.Ключевский считает создание "Собрания университетских питомцев", первое заседание которого произошло 13 марта 1781 г. Он пишет: "Это студенческое общество имело целью образование ума и вкуса своих членов, их нравственное усовершенствование, упражнение в человеколюбивых подвигах. Студенты на заседаниях читали и обсуждали свои литературные опыты, произносили речи на моральные темы, задумывали издания с благотворительною целью. Все это, конечно, было молодо, суетливо, немножко нервозно; молодежь больше чувствовала, чем познавала науку. Но по-тогдашнему и это разве было мало? В штатных лампах науки, прежде больше декорировавших, чем освещавших университетские стены, что-то затеплилось: дайте срок - они разгорятся. Среди студентов стали зарождаться нравственная товарищеская солидарность, наклонность к размышлению, некоторый навык самонаблюдения и та способность загораться от идей, которая, как фонарь впотьмах, предшествует исканию истины. Трудно проследить поприща, по которым рассыпались питомцы "Дружеского общества", как трудно уследить, куда попадали книги, которые оно рассеивало. Известно, что оно дало Московскому университету одного директора (т.е. ректора) и пять профессоров".
В этот же период значительно расширяется круг подведомственных Московскому университету учреждений. В 1779 году благодаря стараниям Хераскова открывается Благородный пансион, из которого в будущем вышли многие выдающиеся представители русской культуры. Преподавательские кадры призвана была поставлять учрежденная в том же году на средства "Дружеского ученого общества" Педагогическая (учительская) семинария. Уже сказано, что в 1782 году учреждается еще одна - "Филологическая" семинария, целью которой было готовить переводчиков для нужд книгоиздания.
"Мартинистский" дух сохранялся в Московском университете до середины 1820-х гг. Этому способствовало то, что все высшее начальство получило первоначальный духовный импульс в эпоху Новикова. Особо следует отметить период 1796-1802 гг., когда директором Московского университета И.П.Тургенев, (отец знаменитых в российской истории братьев Тургеневых). Он был одним из "московских розенкрейцеров" и энергичным участником всех их предприятий. Деятельностью Тургенева фактически завершается эпоха становления Московского университета, которому уже исполнилось полвека. Это было время патриархальности, быстро вошедшее в легенду. Наставники и студенты являли собой редкий по спаянности союз. Один из из университетских питомцев Ф.П.Лубяновский вспоминает : "Во все время, что я пробыл в университете, постоянно думал о том, не потерять бы мне времени без полезного приобретения. Грешно было бы, впрочем, и не занять много ли, мало ли от таких профессоров... Если позволено сослаться на пословицу - из кожи лезли, чтобы все то, что сами приобрели неутомимым трудом, передать нам с логическою ясностью, в систематическом порядке, с обдуманным суждением".
Профессура Московского университета была выпестована "Дружеским ученым обществом". Правда, университетские предания полны рассказами о профессорских чудачествах, объясняемых не только погруженностью в науки, но и приверженностью к "национальному пороку". Первый ректор университета почтенный профессор Х.А.Чеботарев имел обыкновение после обильного и с возлияниями обеда обходить студенческие комнаты. Он шествовал в длиннополом сюртуке, спальных сафьяновых сапогах, на голове треугольная шляпа с плюмажем, в руках массивная, тяжелая трость. Фигура комическая. Однако известный коллекционер древностей И.М.Снегирев вспоминает эти моменты своих студенческих лет : "Никто... не смел улыбнуться, а тем паче засмеяться и зашикать. Так уважали его". Такова была студенческая аудитория, обычно придирчивая и склонная не прощать, а выпячивать и во много раз преувеличивать недостатки своих менторов.
Кто же из профессоров этого периода был носителем "мартинистского духа"? Приведем краткую справку (данные из известного словаря русских масонов Т.А.Бакуниной) :
Гаврилов Матвей Гаврилович (1759-1828) - профессор по кафедрам древнеславянской литературы и языков, теории архитектуры и изящных искусств. С 1816г. декан филологического факультета. Член лож "Озирис" (1780г.), "Сфинкс" (1786г.) и "Александра к тройственному спасению".
Гейм Иван Андреевич (1758-1821) - профессор всеобщей истории, статистики, географии; литератор. Широкую известность приобрел не столько научными трудами в области статистики, сколько русско-немецко-французским словарем, выдержавшим множество изданий. В 1808-1818 гг. - ректор Московского университета. Член ложи "Александра к благотворительности коронованного пеликана", 3 гр., 1816-19гг.
Кистер Федор Иванович (1 772-1849) - профессор немецкого языка и литературы. Член ложи "Александра к тройственному спасению".
Маттеи Христиан-Фридрих (1744-1811) - профессор греческой и римской литератур Московского университета. В России с 1772 г. По Высочайшему повелению исследовал греческие рукописи Синодальной библиотеки. Опубликовал большое количество рукописей античных и раннехристианских авторов. Выпустил каталог Синодальной библиотеки. Деньги на перечисленные издания были даны Г.А.Потемкиным, И.И.Шуваловым и графом Ф.А.Остерманом. Издал в Москве на греческом языке " Новый Завет " (1782 - 1786гг.). Мастер стула ложи "Дружбы" (1777г.) и "T рех мечей " (1779г.)
Прокопович-Антонский Антон Антонович (1762-1848) - профессор естественной истории, сельского хозяйства и минералогии. Воспитанник "Дружеского ученого общества". В 1807-17гг. вице-ректор, в 1818-21гг. ректор Московского университета. Член многих ученых обществ. Член ложи "Гермеса" в 1783-85гг. Ученик розенкрейцеров.
Сохацкий Павел Афанасьевич(1766-1809) - профессор философии. Литератор. Ученик "Дружеского ученого общества".
Страхов Петр Иванович (1757-1813) - профессор опытной физики. Литератор, переводчик. Член "Дружеского ученого общества". В университетской среде приобрел славу замечательного лектора. Выпустил фундаментальный для того времени учебник физики. И.М.Снегирев в своим воспоминаниях рисует его яркий портрет : "Редко увидишь такого человека - статного без принуждения, величавого без напыщенности, красивого без притязательности, вежливого без манерности. Сам вид его внушал уважение". В 1805-07гг. ректор Московского университета. Мастер стула ложи "Гермеса" в 1780г.
Тимковский Роман Федорович (1785-1820) - профессор кафедры греческой и римской литературы. Собрал большую библиотеку и коллекцию рукописей. Завещал ее университету.
Чеботарев Харитон Андреевич (1746-1815) - профессор истории и красноречия. С 1775г библиотекарь и одновременно издатель газеты "Московские ведомости". Член "Дружеского ученого общества". Президент "Общества истории и древностей российских". По поручению Екатерины II составил выписки из русских летописей. Автор первого руководства по географии России. После преобразования университетского устава в 1803 г. избран первым ректором Московского университета. Во время пожара Москвы 1812г. потерял всю свою библиотеку и архив и вследствие сильного потрясения был разбит параличом. Посвящен 25 июля 1775г. в ложе "Равенство". 2-й, затем 1-й надзиратель в ложе "Трех знамен". Мастер стула ложи "Сфинкса" в Москве в 1782г. Розенкрейцер. Принимал участие в работах ложи "Умирающий сфинкс".
Шнейдер Яков (1747-1848) - профессор гражданского и римского права. Составил и прочитал курс по Монтескье. Издал свой курс под заглавием "Рассуждение на книгу Монтескье о разуме законов" (М., 1783). Член "Дружеского ученого общества" . Член ложи "Трех знамен" в Москве. Мастер стула ложи "Церера" в Москве в 1784г.
Традиции Новикова свято соблюдались в университетских стенах даже тогда, когда само имя этого человека фактически было под запретом. Они больше, чем что-либо другое, способствовали тому, что Московский университет стал не только храмом науки, но и символом высокой нравственности. Кстати, ведь и Новиков был его питомцем. Из его аудиторий вышли Потемкин, Фонвизин, Жуковский, братья Н.И. и А.И.Тургеневы. В начале нового столетия опыт первого российского университета был учтен при открытии университетов в С.-Петербурге, Казани и Харькове. Казанский университет образуется на базе гимназии, бывшей на протяжении всего XVIII века своего рода филиалом Московского университета. По образцу Благородного пансиона создается Царскосельский лицей.
"Дней александровых прекрасное начало" открыло новую эпоху в истории Московского университета. Оно совпало с оживлением масонства, практически сошедшего на нет в последние годы правления Екатерины II и при Павле I. Однако возродившееся духовное движение уже растеряло многое из первоначальных импульсов. Постепенно масонство приобретало негласный официальный статус. Мистически настроенный Александр I втайне покровительствовал ордену "вольных каменщиков". Это привело к тому, что принадлежность к "масонскому братству" стала рассматриваться как необходимый залог успешной карьеры. На смену высоколобым идеалистам пришли трезвые прагматики. Подобное в истории происходило множество раз.
Начало нового столетия для Московского университета ознаменовалось деятельностью трех быстро сменявших один другого попечителей. По характеру они резко не подходили друг другу. Подчас начинания предшественника перечеркивались тем, кто ему наследовал. Их объединяло единственно то, что все трое были "вольными каменщиками" и занимали в иерархии ордена далеко не последнее место.
Первым из трех был М.Н.Муравьев (отец декабристов Н. и А.Муравьевых.) Он был воспитателем Великих Князей Александра и Константина и преподавал им нравственную философию, русскую словесность и русскую историю. Это был человек редких моральных достоинств. Не склонный давать похвальные характеристики Ф.Ф.Вигель пишет : "Он везде и во всем видел добро и столь же страстно любил его, как и искренно в него веровал". Однако тут же подчеркивает : "Муж ученый, кроткий и добросердечный, умный и приятный писатель, один из наставников императора, к сожалению, не довольно пылкий и твердый, чтобы сделаться одним из доверенных его советников".
У современников М.Н.Муравьев пользовался славой лучшего (после Карамзина) литератора. Как попечитель Московского университета он разработал детальную программу реформ. Главной целью было поставить его в один ряд с лучшими университетами Европы. Муравьев стал приглашать в Москву известных европейских ученых. С другой стороны, он посылал выпускников за границу для продолжения образования. Этим он надеялся обеспечить преемственность поколений в науке. Продолжая линию своих предшественников (Мелессино, Шварца), Муравьев всячески стремился сеять семена просвещения. Во имя столь благородной задачи им были открыты при Московском университете : "Общество истории и древностей российских", "Общество соревнования медицинских и физических наук", "Общество испытателей природы". Подытоживая его деятельность, Шевырев писал : "Общества, основанные Муравьевым, принадлежат уже не к числу тех преждевременных попыток, которых начало и быстрый конец мы видели в прошлом столетии... Посаженное им семя общественно-ученой жизни принесло плоды многочисленные, разрослось прекрасно, живет и действует в наше время". Активная работа этих обществ перешагнула и рубеж двадцатого столетия.
К сожаления, деятельность Муравьева продолжалась всего четыре года (1803-1807гг.). Смерть прервала ее. Приемниками Муравьева были граф А.К.Разумовский (1807-1810гг.) и П.И.Голенищев-Кутузов (1810-1817гг.). Они оба не оставили заметного следа в истории Московского университета. Первый - аристократ во втором поколении - был сыном попавшего "из грязи да в князи" последнего гетмана Малороссии К.Г.Разумовского. Уже упомянутый язвительный Вигель писал : "Все сыновья добродушного, ко всем радушного Кирилла Григорьевича были не в меру спесивы и недоступны... Все они воспитаны были за границей, начинены французскою литературой, обличены в иностранные формы и почитали себя русскими Монморанси... Один, Андрей, был известным дипломатом, а двое, Григорий и Алексей, предались наукам, первый минералогии, последний ботанике... Из познаний своих граф Алексей Разумовский делал то же употребление, что и из богатства: он наслаждался ими один, без малейшего удовольствия, без всякой пользы для других. В подмосковном имении своем Горенках, среди царской роскоши, заперся он один с своими растениями. Тогда все почиталось великою ученостью; от любезных ему теплиц оторвали его, чтобы поручить ему рассадники наук: казалось, право, что русское юношество считали принадлежащим к царству прозябаемых. Еще раз должно сказать, что все эти баричи, при Екатерине и после нее, на французский знатный манер воспитанные, в делах были ни к чему не годны, следственно, с властью и вредны; и к сотням доказательств того принадлежит Разумовский". Достаточно сказать, что Разумовского в стенах университета почти не видели. Он предпочитал управлять им из своего имения (упомянутые Горенки), вызывая туда профессоров для доклада.
Голенищев-Кутузов был полной противоположностью Муравьеву. Он принадлежал к числу редких людей, которые, буквально, ни в ком не встречали сочувствия. Он был из рук вон плохим администратором и столь же скверным стихотворцев. Своим постом он в большой степени был обязан известному масону О.А.Поздееву, некогда близкому Новикову, затем его активному оппоненту в среде "вольных каменщиков". Оба - Поздеев и Голенищев-Кутузов - состояли в одной ложе "Нептун". Эта ложа собиралась "для работ" в доме Голенищева-Кутузова.
Настоящей специальностью Голенищева-Кутузова были доносы. Его основной жертвой был Карамзин. Один донос, в котором знаменитый писатель и историограф объявлялся "врагом Божиим и орудием тьмы", "проповедником безбожия и безначалия", чьи сочинения полны "якобинического яда", попал на стол Александра I и вызвал гнев царя. Голенищев-Кутузов придавался своему излюбленному занятию с упорством фанатика и, конечно, не обошел вниманием и университетских профессоров.. Ему выпала сомнительная честь стать первым из "гасильников" просвещения александровской эпохи.
Однако факел просвещения упорно не желал гаснуть. Профессора Московского университета из числа "вольных каменщиков" отнюдь не были повинны в деяниях своего попечителя. Они неоднократно доказывали делом, что они достойные преемники Новикова и Шварца. Большой резонанс вызвали публичные лекции профессора российской словесности А.Ф.Мерзлякова (знаменитого и как поэт). Он читал их великим постом 1812 г. в доме князя Б.В.Голицына на Б.Басманной. Имевшие исключительный успех, эти лекции стали одним из замечательных событий культурной жизни России начала нового века.
Особо следует остановиться на П.П.Бекетове. Это двоюродный брат поэта И.И.Дмитриева, друг детства Карамзина. Став по жене обладателем крупного состояния, он открыл в 1801г. типографию в Москве. Бекетов издавал известных литераторов: Богдановича, Гнедича, Дмитриева, Жуковского, Карамзина, Радищева, Хераскова. Его издания были выполнены на самом высоком для того времени полиграфическом уровне; они считались образцовыми. Несмотря на недолгий период деятельности, Бекетов сыграл выдающуюся роль в истории русского просвещения. Современники сравнивали его с Новиковым. Он был избран почетным членом Московского университета. С 1811г. по 1823г он состоял председателем "Общества любителей истории и древностей российских". К сожалению, типография Бекетова погибла во время пожара Москвы в 1812г. К активной деятельности он уже вернуться не смог.
Московский университет был одним из центров масонства; в этом не было тайны. Однако далеко не всем нравилось подобное положение. В преддверии наполеоновского нашествия в обществе все чаще давали себя знать антизападные настроения. Их рупором был московский главнокомандующий Ф.В.Ростопчин. Человек явно даровитый, он был то же самое в политике, что Шишков в литературе. Оба они были сверхпатриотами до абсурда. В глазах Ростопчина Московский университет был воплощением "мартинизма" или - другими словами - он был пропитан "якобинским духом". Разницы Ростопчин не видел. Он трубил на каждом углу, что профессора-иностранцы с нетерпение ждут Наполеона. Узнав, что во время московского пожара университет сгорел, Ростопчин только сказал, что все к лучшему ; иначе он сам бы сжег это ядовитое гнездо.
В первые десятилетия XIX века подлинного расцвета достиг медицинский факультет. Этим прежде всего он обязан двум профессорам: Х.А.Лодеру и М.Я.Мудрову.
Нравственные проблемы стояли в центре внимания российских "вольных каменщиков". Нет ничего удивительного в том, что представители самой гуманной профессии - медицины - были широко представлены в ложах. Помня, что "в здоровом теле здоровый дух" , они не разделяли врачевание души и врачевание тела. Больничный персонал С.- Петербурга и Москвы почти целиком состоял из масонов. Об этом свидетельствуют подписки, которые брались с врачей, как государственных служащих, после закрытия лож в 1822 году. (Это совершилось по указу переменчивого Александра I , диаметрально изменившего свое отношение к "вольным каменщикам"). Подавляющее большинство их подтверждали свое участие "в работах" различных масонских "мастерских".
Христиан Иванович Лодер (1753-1832) прославился как анатом. По всей старой столице рассказывали анекдот о перебранке знаменитого врача с московским обер-полицмейстером. Карету Лодера, ехавшего на какое-то официальное торжество, остановил обер-полицмейстер. Высунувшись из кареты, Лодер велел кучеру не обращать внимание и ехать дальше, а обер-полицмейстеру резко бросил : "Вас знает только Москва, а меня вся Европа". Лодер организовал при университете анатомический театр. В 1812г. он заведовал московскими госпиталями. Как масон, он состоял в ложах "Amalia" и "Александра к тройственному спасению", а также был первым надзирателем в ложе "Петра к истине" (в 3 градусе).
Подлинным медицинским светилом был Матвей Яковлевич Мудров (1776-1831). Он родился в семье священника Девичьего монастыря в Вологде. Сначала отрок учился в Вологодской семинарии, но, желая избрать гражданское поприще, перешел в Главное народное училище. Свое образование он закончил казенным студентом Московского университета, куда был принят в 1796 г.
По окончании Университета Мудров был удостоен двумя золотыми медалями и в 1801 г. был послан на казенный счет за границу. Он проходил практику в клиниках Берлина и Парижа. В 1804 г. молодой ученый прислал в Москву диссертацию, за которую без экзаменов был признан доктором медицины, а в 1805 г. - ординарным профессором. В 1807 г. Мудров вернулся в Россию. По пути он задержался в Вильно, где принял деятельное участие в борьбе с эпидемией дизентерии. С 1808 г. Мудров начинает читать свои лекционные курсы в Московском университете. На собственные средства он открыл в 1813 г. университетскую клинику. По его проекту также были открыты при московском университете медицинский и клинический институты на 50 коек и 100 казенных студентов.
Мудров первым ввел в медицинскую практику журнал "истории болезни" как неотъемлемый источник информации о состоянии пациента. Он считал болезни следствием нарушения естественного жизненного течения из-за "страстей и похотей". Знаменитый медик был известен своей любовью ко всему живому, подчас, даже выходящей за пределы разумного. В его доме постоянно жили бедные родственники и воспитанники. Никто не смел при нем ударить собаку; даже случайно забежавших во двор собак он приказывал кормить. Также он запрещал ставить в доме мышеловки, ибо "и мыши - творения Божии".
Маститый профессор позволял себе даже фрондировать во имя масонской идеи. Мудров был женат на воспитаннице знаменитого масона Лабзина (племянника Новикова). За дерзкие слова, понятые как выпад против Александра I, Лабзин был удален со своего поста секретаря Академии художеств и выслан в собственное имение в Симбирской губернии. При проезде Лабзина в ссылку через Москву в Симбирск Мудров дал в его честь торжественный обед. Это имело место уже после указа о закрытии масонских лож. Поступок Мудрова был воспринят как демонстрация.
Знаменитый врач был подлинным подвижником. Мудров принял деятельное участие в борьбе с холерой в 1830-31 гг. Он заведовал в С.-Петербурге двумя холерными госпиталями. Уже при исходе эпидемии он заразился и умер в течение одного дня.
После Новикова среди масонов, связанных с Московским университетом, Мудров, пожалуй, был самой значительной фигурой. Воспринятые в юности идеалы "вольных каменщиков" у него никогда не расходились с делами. Он был посвящен в 1802г. в Риге в ложе "Малого света", посещал ложи в Берлине и Париже. В России Мудров состоял в целом ряде лож : "Умирающий сфинкс", "Александра к тройственному спасению", "Ищущих манны", "Нептун". В 1822г. он организовал специальную медицинскую ложу "Гиппократ", в которой стал мастером стула.
Закрытие масонских лож в 1822 г. по указу Александра I означало прекращение деятельности "вольных каменщиков" в Московском университете. Университетская профессура принадлежала к законопослушной части общества. Не было даже мысли проигнорировать или обойти императорский указ. Но, с другой стороны, это означало, что духовный потенциал российского масонства исчерпал себя. Выполнив свою историческую задачу, это движение отошло в прошлое. Однако брошенные в землю семена давали всходы еще на протяжении многих десятилетий.
|
Проголосуйте за это произведение |
|
