Проголосуйте за это произведение |
Отдайте премию поэтам!
(Из цикла "Свой шесток")
Не успела забыться оскорбившая многих в литературных кругах неприятность, связанная с премией Антибукер, которой в этом году не удостоился никто из прозаиков, как 27 января в Овальном зале библиотеки иностранной литературы все тех же прозаиков постиг новый удар. В финальном списке премии Аполлона Григорьева, учрежденной три года назад Академией русской современной словесности (а попросту - гильдией литературных критиков), оказались одни поэты: Светлана Кекова (книга стихов "Короткие письма". СПб.: Пушкинский фонд), Геннадий Русаков (цикл стихов "Разговоры с Богом", "Знамя", 5, 10) и Виктор Соснора (книга стихов "Куда пошел? И где окно?". СПб.: Пушкинский фонд).
Как поется в одном шлягере: "Какая боль! какая боль!"
Александр Архангельский, первый президент Академии и человек, благодаря энергии которого, прямо скажем, возникла сама Академия, а заодно и премия с внушительным денежным призом в 25000 $ (остальные финалисты получают в награду оргтехнику, что тоже недурно), в газете "Известия" не смог скрыть своего раздражения по поводу решения жюри. Подозреваю, что раздражение это хотя бы отчасти связано с тем, что в финал не попал роман Андрея Дмитриева "Закрытая книга", который Архангельский не раз называл "ключевым" для литературы 90-х годов. Обида критика понятна и профессионально близка, несмотря на то, что роман Дмитриева мне понравился куда менее его коротких вещей, повестей "Елизавета и Воскобойников" и "Поворот реки" (особенно последней). Но логики раздражения я не понимаю.
Жюри в этот раз приняло единственно верное решение, предложив на суд публики хоть какой-то определенный выбор: выбрать из трех поэтов лучшего (самого близкого, дорогого, просто наиболее понравившегося, etc). Это первый в короткой истории премии Аполлона Григорьева случай, когда дальнейшую работу жюри можно публично обсуждать, сверяя собственные вкусы и пристрастия со вкусами и пристрастиями пятерых критиков-профессионалов (Сергей Чупринин, Алла Марченко, Сергей Боровиков, Виктор Топоров, Михаил Золотоносов). Это хотя бы интересно! Гипотетически можно представить себе и такую картину: какой-нибудь продвинутый лицейский преподаватель предлагает своим продвинутым ученикам прочитать трех поэтов и сделать свой выбор, а затем "поболеть" за избранника. Нечто подобное можно сделать в музейных, библиотечных кружках и проч. Так после революции в Политехническом выбирали Короля Поэтов, коим оказался Северянин. Дело прошлое, а все-таки...
Каким образом можно выбирать между книгой стихов и романом, я решительно не понимаю! Это уже не выбор, но элементарный произвол, который, между прочим, и ставит в тупик простых неискушенных читателей, смотрящих на литературные премии как на нечто, бесконечно удаленное от их слишком уж здравого читательского смысла.
Впервые жюри разминировало бомбу, заложенную в "григорьевку", которая задумана как премия за нечто лучшее в любом жанре кроме критики. Но как гимнаст не может состязаться с лыжником, а футболист с хоккеистом, так поэт не может быть лучше прозаика и драматурга. Хуже - тоже.
Кстати, знаменательно, что первую "григорьевку" получил Иван Жданов - поэт Божьей милостью, с чем, я не сомневаюсь, согласится подавляющее большинство не только "академиков", но и просто знатоков современной поэзии.
Нынешний выбор лауреата, каким бы он ни был, тоже не вызовет большого раздрая: и Кекова (статью о ней Татьяны Вольтской см. на 11 странице ЛГ), и Русаков, и Соснора - поэты, которых невозможно отрицать. Тут всякий выбор окажется благороден, и даже интриги, ежели они будут, не смогут сделать бессмысленным результат. С другой стороны, тут есть о чем переживать и за что болеть душой поклонникам тех или иных финалистов.
Как знать, быть может, в самом названии премии заключена мистическая подсказка: премия Аполлона Григорьева должна быть единственной премией критики за поэзию. Это было бы и красиво и точнее отвечало бы имени награды.
Поэтам сегодня труднее, чем прозаикам и драматургам. Социального заказа на поэзию нет и не предвидится. Об Аполлоне Григорьеве, поэте и критике, говорили: "Он сам не знает, чего хочет!" Он же при встрече с Конст. Леонтьевым однажды сказал: "Моя мысль теперь вот какая: то, что прекрасно в книге, прекрасно и в жизни; но может быть неудобно - но это другой вопрос. Люди не должны жить для одних удобств, а для прекрасного..."
Какая простая, великая и трагически обреченная мысль...
Проголосуйте за это произведение |