Президенту Путину о создании Института Истории Русского Народа. |Нас посетило 40 млн. человек | Чем занимались русские 4000 лет назад?
| Кому давать гранты или сколько в России молодых ученых?|
|
|
|
|
Проголосуйте за это произведение |
(рассказ)
Я выпрыгнула в окно нашего первого этажа и спряталась так, что меня вынуждены были оставить маме. Но у отчима заложницей осталась Лидка, он не пускал ее к нам вообще, требовал в обмен на поклон меня, а я кланяться не желала. Тянулось судебное разбирательство, столь беспросветное, сколь бесконечное. Мама металась в поисках правды и заступничества и сильней, чем обычно, тосковала по России. Хотя именно из-за России, из-за того, что мама - российская гражданка, не давшая выписать нас из паспорта, суд и постановил отнять у нее нас, ее детей, в пользу скучного отчима, который не понимал анекдотов. Это он заявил в полицию, что подозревает маму в желании сбежать с нами в Россию, и по подозрению в желании, ее отняли у нас.
Мама распродавала все за бесценок. В дом приходили какие-то дяди с нехорошими лицами (такие к нам никогда не ходили) и уносили мамины сокровища: самовар, картины, фарфоровые статуэтки.
-А-а, - говорила мама, - дешевле продать, чем с собою взять. Перевозка во столько обойдется, что за эти деньги можно будет купить самовар из чистого золота.
А разве наш был не из чистого? Он пускал на веранде солнечных зайчиков. И это был наш самовар, мы привыкли к нему, привязались,будто к собаке.-Хорошо, что собаки нет,- вздыхала мама. - А то и бросить было бы жалко, и тащить за собой нелепо.
Что собаки нет - это ужасно. Тут мама не права.
-Хватит с нас кошки, - говорила она.
Не хватит. Еще хочу аквариум с рыбками, попугая, щенка и котят. Я бы еще и от козы не отказалась.
И вот мама объявила, что сегодня придет некая дама покупать ее библиотеку.
Я не поверила.
Потому что мама всегда говорила: "Что бы со мной не случилось, берегите библиотеку. Она маленькая, да удаленькая. Здесь собраны немногие книги, которые нужно прочитать человеку, чтобы стать человеком."
И вдруг некая дама купит эту самую библиотеку. Или дама - не человек, и решила им стать?
Она приехала на серебристом автомобиле и стала перебирать мамины книги - всего шкаф. Мама расхваливала том за томом и потом бросала даме в чемодан. Будто комок земли на гроб дорогого человека.
-Третья библиотека, - приговаривала она, третья библиотека...
-Что третья библиотека? - спросила дама.
-Нет, ничего.
Дама вскоре уехала и увезла с собой два чемодана, которые они вдвоем с мамой еле доволокли до машины.
Мама тяжело вздыхала:
-Эх, эх, за бесценок... Я за один Царскосельский альбом заплатила столько... Но лучше так, чем совсем бросить... Эх, эх, третья библиотека.
-Что третья библиотека? - теперь спросила уже я.
Но мама ничего не сказала.
-Давай чай пить, - позвала.
За чаем она мечтала, что вот скоро уедем в Россию, я буду ходить в русскую школу, не надо нам "чужой славы", к тому же в ущерб собственной, во всех французских учебниках пишут, что в Бородино победил Наполеон. Уедем, вот только дождемся каких-то бумаг и свидания без посторонних с моей сестрой. А из Москвы звонили друзья и говорили, что в школах у них завал, образование трещит по швам, ему завидовали, потому и развалили, и чтоб она, мама, не бесилась с жиру, не все ли равно, какой язык, хоть неандартальский, лишь бы дети выросли живыми-здоровыми.
Мама хмурилась и еще больше вздыхала:
-Эх, эх... Третья библиотека... Вся по-русски... На неандартальском не прочитаешь. Эх, третья библиотека.
А потом сама, когда я не спрашивала, стала рассказывать.
-Первая библиотека, моего прадеда, пропала, когда его раскулачили и отправили с десятью детьми на Беломорканал. В доме устроили детдом, и куда девалась библиотека - неизвестно.
Она замолкала и через время, после разных домашних дел, а иногда на следующий день продолжала:
-Безумный этот прадед. Уже с обозами и с семьей до Крыма дошел, чтоб уходить в эмиграцию, да вдруг повернул оглобли. Земли ему стало жалко. Кавалер Георгиевского креста. Кровь проливал за царя и отечество. И вдруг ни царя, ни отечества. В плену побывал в Австрии. Видно, хлебнул чужбины. Решил, своя земля поможет. А землю отобрали, она и по сей день под бурьяном отдыхает. Поди ее сейчас получи. Никому до нее дела нет, а попроси - вовек не дадут. Да и не докажешь, что ты собственного прадедушки потомок. Ведь он потом с детьми с канала бежал, и жили они по чужим паспортам. У нас тоже у всех, выходит, фальшивые фамилии. А библиотека накрылась...
А через день, будто она об этом все время думала:
-А я разве не безумная? Не поворачиваю оглобли? И библиотеку пустила с молотка... Какие издания! Их сейчас днем с огнем не сыщешь. Хорошо хоть в хорошие руки...
Потом мы ходили на вечер в русский книжный магазин. Непричесанная поэтесса с плохой дикцией читала что-то с завыванием и закатыванием глаз.
Мама вздыхала:
-До чего докатились! И что за фамилия такая для поэтессы - Вертихвонская! С такой фамилией поэтессой быть невозможно.
Нервно брала с полок книги, быстро просматривала и ставила обратно.
-Какие цены! Страшно становится! Это я за стоимость двух-трех книжек отдала цвет библиотеки, собранной за целое десятилетие! Редчайшие издания! -и тут же пыталась себя утешить. - Но ведь по реальной цене никто не купил бы, а бросить жалко!
Она помнила наизусть названия и авторов книжек, помнила, на какой полке, в каком порядке они стояли. И вдруг советовала мне:
-Возьми почитай такого-то. Он третий справа на верхний полке.
Я шла - а там, как дырка от выбитого зуба, - книги нет.
Мама темнела лицом.
-Вторая библиотека была у прабабушки по материнской линии отца. Старинные фолианты в кожаных переплетах с потемневшими золотыми тиснениями. Прабабушка в начале войны, последней с Германией, умерла. Отец, к тому времени уже круглый сирота, несмотря на свои двенадцать лет, ушел к беспризорникам - стайкой легче промышлять за хлебом. Сестра прабабушки эвакуировалась, пришли немцы. А когда сестра вернулась, дом был разграблен, от библиотеки осталось несколько растрепанных томов. Она их до сих пор хранит. И вот третья библиотека ушла. Но это лучше, чем бросать.
-Но почему бросать? - спросила я. - Мы же здесь, и книги были бы здесь.
Мама ахнула:
-Здесь? Но где это здесь? На Луне? Да еще несколько лет назад я и не знала, что такое место существует. Милбург! От силы я знала название страны и ее столицы. Ну, еще то, что наплели про здешний рай и людей. Может, для них это и рай, а для меня, у которой за то, что я русская, отнимают детей и отдают этому... хор-р-рошему человеку... тьфу!
-Мама! - мне стало жаль ее: она опять начала заниматься самоистязанием.
-Да, ты права, ты права. Кто же меня заставлял? Затмение какое-то, умопомрачение. А все успехи холодной войны.
Она замолкала, но я видела, что мысли, еще более страшные, которых она никогда не скажет вслух, терзали ее.
-Но зачем же бросать? - вернулась я к своему вопросу.
-А затем, моя дорогая, что пора нам домой, в Россию.
-Ну, и взяли бы наши книги с собой!
Мама улыбнулась так, будто она приготовилась умирать.
-Деточка моя, сейчас не начало века и даже не сороковые года, а сейчас намного хуже - сейчас конец века. Россия наполнена русскими беженцами с бывших республик, где их сживают со свету. Это в начале века всякие там Ленины и Анжелики Балабановы ездили по Швейцариям и возили за собой баулы с библиотеками и разным скарбом. А сейчас все заложат в картонные коробки и столько с тебя сдерут... Десять стоимостей груза! Это фургон нанимать надо. Откуда у меня такие деньги?
-А как же быть? - ахнула теперь я. - Неужели все придется бросить? Игрушки (у меня их был шкаф) и мою комнату?
Тогда мы недавно купили мебель в детскую, белую с розовыми инкрустациями.
-И посуду, и ковры, и холодильник - все, - ответила мать. - А что делать? Денег на перевозку нет. Да и куда везти? Это Вертинскому дали квартиру в Козицком переулке, он барином зажил. Так он и здесь, на Западе, барином жил. Князю Святополку-Мирскому, однако, квартир не давали, и Любови Белозерской, впоследствии Булгаковой, и Марине Цветаевой. А ему дали за какие-то заслуги. А нам уж о Козицком переулке и мечтать противопоказано. Где-нибудь в захолустье бы пристроиться.
Шли недели, месяцы.
Трибунал бездействовал. Ждал, пока буря в стакане, уляжется сама собой, враждующие стороны устанут воевать и о чем-то договорятся. Судья под их договором поставит свою подпись, все будут довольны, а он не потеряет своего места. Свидания с сестрой мы получили, но у мамы отобрали все документы на нас, детей, чтобы она не могла нас увезти. Вскоре ей предложили контракт в одном очень престижном издательстве, и отъезд в Россию постепенно покрылся густым туманом.
Однажды мама вернулась домой позже обычного, волоча за собой две огромных потертых сумки.
-Не вынесла душа поэта, - выдохнула она тяжело и просияла, открывая сумки.
-Библиотека! - не поверили мы с сестрой своим глазам. - Наша библиотека!
-Не вынесла я, - рассказала мама. - Позвонила этой моей приятельнице, она русистка, переводчица, и попросила вернуть мне книги за любую цену. Она сразу же согласилась! Говорит, понимаю! Для меня тоже книги - это часть меня, моей биографии, биографии моей души. И вернула! Денег ни на копейку больше того, что заплатила сама, не взяла! Я ей даже от счастья несколько томов в подарок оставила!
Все книги были аккуратно расставлены на свои прежние места на книжных полках. Выбитые зубы вставлены, боль залечена. Книжный шкаф засиял полнозубой здоровой улыбкой.
|
Проголосуйте за это произведение |
|
