|
|
|
Проголосуйте за это произведение |
Так! Терпкой буквы бесконечность
Еще предчувствующей стих,
Сквозь смысла мертвенную млечность
Поющий дух любви постиг
Как на воде круги паденья
Обозначают непокой,
Звук порождает жажду зренья
На зло незрячести земной.
И нет путей, есть возвращенья
Вновь собирает звездный свет
В тончайшей ткани отраженья
Души трепещущий ответ.
*****
Я тьма, я бездна, бесконечность,
Я слышу, почти не дыша,
Как рвется, пытаясь рассечь меня,
Святая летунья душа.
И я себя жадно калечу,
Но если разломится плоть,
То что пред тобой я отвечу,
О радость моя, мой господь.
Я только незнанием светел
И тем, что пронзает меня,
От звезд притекающий ветер,
Колеблющий ткань бытия.
И вот становлюсь я листвою,
С дождем по карнизам пляшу
И зренье насытив с лихвою,
В ладонях слова выношу.
И это становится строчкой,
Стихом или ≈ просто ничем.
Кто беженки тело сжимает,
Кто нищенки сердце берет?
Здесь теплый асфальт остывает,
У ночи прохладу берет.
Пустынна, как площадь, квартира,
В ней сумерки серые спят,
И я о присутствии мира
Сужу лишь по пенью цикад.
И гнется, треща, мирозданье,
Себя замыкая в дугу,
Чтоб втиснуть в пустое сознанье
Два слова ≈ Не жди. Не приду.
*****
Веселый висельник Вийон
Снег талый на ладонях греет
И ясною тоской пронзен
Балладу новую лелеет!
И вот, через шесть сотен лет
И сотни длинных лье
Уже рожденная, строкой
Придет она ко мне.
И тою же тоской палим
По невозвратным дням
И я воскликну вслед за ним:
Mais oщ le neige d'antan!
Если б только я все это мог хорошенько припомнить в тоске не шалея
В умирание будней себя не боялась б душа
Солнце, снег, теплый рубчик рубашки на шее
И напротив свой чай допивает отец не спеша.
Тишина. Проплывает как облако детство,
Вечность можно потрогать, с игрушкой поставить на стол
И от этой священной истомы уже никуда мне не деться
Вместе с благом забвения горя ее я обрел.
Все тяжким сдвинуто пространство.
Души трепещущий расчет
Пронизан тайной постоянства
Как тайною крыла ≈ полет.
На лезвия тоски господней
По острию, по острию,
Зачем бессмысленные звезды
Так рвут на части плоть мою?
И если в слово возвратиться
Еще до срока суждено,
Мой дух, как отсвет, исказится
Изломами на полотно.
И вот смятеньем перебитый,
Непрошенно живущий, я
В сосуд бессмертья перелитый
Срываю руки о края.
*****
Нежность коленей твоих расцелую, трикратно блаженная,
Стану водой, каплей за каплей паду
И разойдусь голубыми тончайшими венами,
Мелочью крови на синем апрельском снегу.
Камешком скрипну случайным под узкой подошвою
Тяжесть легчайших стоп принимая на грудь,
Теплой пыльцой на запястье ≈ пылинкою прошлою,
Вечный, как время, и полнодробимый, как ртуть.
Свет уходящий и зеркала обморок томный,
Весь от тебя и нарезан ломтем пустоты,
Бремя миров на высоком челе ≈ бесконечный, огромный,
Небом до нитки оборванный я ≈ это ты.
*****
И смерть распахана распятьем,
Как клонятся из борозды
Из тьмы раздоров и проклятья
Стебли Евангельской весны!
Прохожий или проходимец!
Средь терний или у дорог,
Бессмертьем ровным крепко примется,
От выси к выси стебелек.
И, как сосуд, наполнен временем,
Студеной влагой до висков,
Лишь для того, чтоб тяжесть семени
Вспоить священством средь песков.
Благославенен путь по травам
Не долог их росистый век
И сладостна ступней потрава
Для ждущих прямокрылый снег.
И мера бремени наполнена
До края, стертого от губ
Грудь с тихой нежностью надломлена
О черный вечности уступ.
Нотр-Дам
Вот Нотр-Дам, где мастером по камню,
Не борозды проложены, а швы,
Стоишь ты, вечность проживая,
До пряной, с привкусом миндаля,
Для поцелуя созданной слюны.
Там где-то снег и сон державы блеклой,
Где в мерзлых кельях постники юны,
А камни на Монмартре странно-теплы
Дыханьем абрикосовой страны.
Здесь место ощутить цепочки звенья
Где расстоянья времени равны
Нет равенства, но нет и отчужденья
И сладостны отечества дымы.
Дирижер
И вот дома напоены
Дрожащим воздухом, как скрипки,
И платьев черных пелена,
И фрака мудрые ошибки.
У каждой ноты имена,
Всевластье чуткой родословной,
Она потребует сполна
Проникновенности минорной.
И то же самое, что звук,
Легчайший, нежный дождь осенний
Сметает ниткой песнопений
Движенья думающих рук.
*****
Созидаемо зло и добро воплотимо,
Одинаково море смывает и кровь, и золу,
Крепко пахнет смолой, и священная птица легко и крикливо
В низком небе вечернем победу вверяет крылу.
Так вода холодна и ладье неспокойно,
Щепки содранных досок колеблет волна,
Словно черный песок между пальцев текут бесконечные войны
Неприступен базальт и во влажных клинках ≈ глубина.
Тяжек молот, чеканно преданье о Торе,
И до вечера дерева много умрет в очагах.
Путь далек, льны белы и глаза наших жен зелены, словно море,
И пшеничные косы они заплетают на мокрых ветрах.
Бесконечное время тяжелые трубы еще не пропели
От щемящего запаха трав куда же главу преклоню?
Потому я в арийской пустой колыбели
Сочетанья согласных и гласных напевы ловлю.
И война продолжается ≈ тяжко-трудна и весома,
Наливается стих, как весной наливается плоть,
Умирают поэты под тяжестью нового слова
И дробится в их рифмах на клетки далекий Господь.
Ритм и мера. Слогов набегают кочевья
И на выжженных стенах племя пасут кобылиц...
Ахматовой
Ваш профиль резал Модильяни
Грядущего пронзая муть
Чтобы неровностию линий
Вас их грядущего вернуть!
Но это боль в своем пространстве.
В охрипшем горле верит стих
Что он грехи прощает пастве
От благодати слов своих.
Я думал, что за мной придут,
Но не пришли за мной.
Забыли, как случайный гость
В прихожей зонтик свой.
И он пылится в пустоте
Он сто дождей уже
В углу за шторой пропустил
На пятом этаже.
ПЯТЬ СТИХОТВОРЕНИЙ
Ритм
Гармоничны и ясны, как храмы,
Из мучительной темноты
Появляются стройные ритмы,
Избегающие пустоты.
И слова ничего не значат,
Это с неба упал сосуд
И туда маслянистые слоги
Слепые поэты нальют.
Потому, что во Время Оно,
Звездной силой сотворена,
В толще ила забилась клетка,
Чтобы жизнью подняться со дна.
Так и слово, из самой бездны,
С крыльев сбросивши плоть и страх,
Вырывается ласточкой быстрой,
Чтоб остаться на небесах.
*****
Я знаю, поднять не дадут головы,
И время всегда остается таким же, как было.
Ничем не отступит от грубой и крепкой канвы,
Кладущей певучие души в сырые могилы.
И маленьким нам остается мучительный страх,
И вот мы уже как прохожий ночной нелюдимы,
Глубокое море в текучих и ломких глазах
Зачем же оно так огромно и необозримо?
В неплотные лодки гробов затекает песок,
Глазниц глубина необъятна и незамутима...
Мотылек
Мы проколоты иглами света,
И легко ли на всем лету
Распростерши, как руки, крылья
Падать в жаркую пустоту!
О, любовь моя, серый пепел
Изумрудным стеблем пророс,
Это наши сожженные крылья
Он на листьях резных принес.
*****
Голубая вода гобелена.
Было средневековое утро,
На бойницах лежали тени,
На руках кружевницы Уты.
"Есть ли смерть?" ≈ я спросил,
Воздух душен.
Выцветают нежные нити,
Но вот тлению я не послушен,
И молю Вас: "Меня полюбите!"
Но спокойны лилейные руки,
Холодны прозрачные пальцы.
Что для них любви моей муки,
Им важнее строгие пяльцы.
Парижанки
А я лилею парижанок, эпохи пеших и шелков,
И завывание шарманок, и звук шагов!
Леса холеные предместий и сто мостов,
Каштанов запах. Утром вести. Вокзал. Покров.
И старый, вытертый орех
Веселых предков стерегущий,
Твой плавный остановит бег
Среди живущих.
Ведь ты ≈ пылинка из цветов
В пронзительных ресницах света
Освобожденная от слов
Пространством лета.
Об этом дне никто не знает
И так же, как сейчас,
Его застанет тот, кто ранит
Сознанье бденьем в ранний час.
И чище детского дыханья
Вразрез туманных облаков
Трубы архангельской воззванье
Смешает все с пространством снов.
И кто нежданно уцелеет
И кто погибнет ≈ все равно.
Ничего еще не потеряно,
Так по-новому и легко
Запах яблонь опять развеян
Под ладонями облаков.
И язык ≈ не монах, язычник,
Хочет все на вкус и на цвет,
Ошарашивает посвист птичий,
Стерегущий чутко рассвет.
И болит в глубине гортани
Оттого, что сильней и сильней
Южный ветер сегодня ранит
Травяным настоем полей.
Следы руки одушевленной
На грубых узелках времен
Не делают темнее лен
Вселенной, словом заплетенной.
Все ткацкому станку подобно,
Мятется маленький челнок
И ритм, как звук волны, далек
Бросает слога камень пробный.
*****
Так в череде прозрачных вечеров
Когда две плоти тянутся друг к другу
И привыкают, и становятся ничем
И причиняют тягостную муку
Глубокой невозможностью совпасть
Рождается любовь и побеждает страсть.
*****
Сон больного дитя, жизнь моя недотрога,
Обращенный в тебя и крестился я мятной водой,
Весть благую приняв, я тоскую светло и глубоко,
Что забвением плоти мой путь завершится земной.
Если б только мой путь! Я травинку б сорвал расставанья
Осторожней ребенка, что видит впервые цветок,
Не палимый разлукой, души моей камешек канет,
Ни следа, ни кругов ≈ бесконечен и нежен поток,
Но прощаясь с тобой, как дождаться мне утра?
Кроме звезд и травы нам не скажет никто
Не горит ли над нами нежней перламутра
Нимб забвения плоти, нимб узнанья всего.
*****
Три ипостаси Ориона
Кристальной светлою стеной
Миров дрожащих миллионы
Пророчат вечность надо мной
Так тени в свет переплетая
По поднебесной два пути
Кроя, дробясь, изнемогая
Себя избыть, себя найти
Не изменяя правду смертью
Мгновеньем выбор осознав
Вселенную-игрушку вертят
И каждый убежден, что прав
Февраля унылая обитель!
Незачем звучнее, чем забудь,
Скачет чертик ≈ прелесть, соблазнитель,
Поцелуям указуя путь.
Замерзают слезы, сон студеный
Заплывает в теплые глаза,
Тише имя нежное ≈ Алена,
Сумрачней и проще образа.
Пустоты постылая привычка,
Кочевая дрянь, нечистота,
Как легко бросаются в кавычки
И плывут печальные слова!
И качает... Боже, опереться б!
|
Проголосуйте за это произведение |
|
