|
|
|
Проголосуйте за это произведение |
Детство
Шагнуть в окно, свалиться со стола,
Открыть сервант и своровать лекарство,
И понимать, что даже пастила
В сто раз важней любого государства.
Любовь и смерть пока еще одно,
Конец еще не потерял начало,
И умереть не страшно - все равно,
Что с головой залезть под одеяло.
1982
Отражение
Черная голая ветка в оконном стекле.
Детский рисунок в альбомчике для рисованья.
Рощица. Черные листья на черной земле.
Ноющий ветер. Пустая тропинка. Шуршанье.
Души, как листья - на память приходит Аид.
Осень в Пицунде - на память приходит беседка.
Падают звезды, но в пыльном окошке дрожит
Центр Москвы, и все та же безлистая ветка.
Мальчик c собакой, качели, какой-то старик,
Девочка в свитере в сумраке зеленоватом,
Тающий шепот, внезапно сорвавшийся в крик,
Ванная с ржавой трубой и трехцветным халатом;
Хмурый вокзал, почему-то пустое купе,
Жуткий сквозняк, неестественно острый и резкий,
Чье-то кольцо, проблеснувшее в мокрой толпе,
Синий кораблик на серой, как дождь, занавеске.
Сон наяву, только явь как бы тоже во сне:
Полуразрушенный домик на Старом Арбате,
Низкое небо, безлистая ветка в окне,
Сумерки. Зеркало. Девочка в ярком халате.
1984
Покров
Сегодня на улице пасмурно и упруго.
Ветер воет, как скрипки в концертах Шнитке.
Наклоняясь друг к другу, дома ненавидят друг друга,
Сыпет мелкий снежок, как в стеклянности той пирамидки
Из Гон-Конга - богатство волшебного детства -
Впрочем, там он, конечно, был добрый, уютный и чинный,
А сегодня - колючий и резкий - смешное наследство
Мне досталось от мальчика-Луковки и Буратино.
Только вдруг оказалось, что в этой секущей завесе
Есть заветная щель, сквозь которую можно обратно
В тот удавшийся мир, в этот поезд с пейзажика Гессе,
Где все так же безоблачно, нежно, легко и понятно.
Но как только открылось, что это и вправду возможно,
В тот же миг это стало беспомощно и безответно -
Пробираться вперед - иногда до отчаянья сложно,
Но стремиться назад - это, кажется, вовсе запретно.
Утешитель-огонь, так нестрашно пылавший когда-то,
Так свободно и просто сжигавший пустые тревоги,
Замерцал, как церковная свечечка в ╚таинстве брата╩,
Вспыхнул в самом конце сокровенной дороги.
А ведь только Ему и открыты надежды и сроки,
Облетающий лес и над полем плывущие птицы,
Только Он и способен спасти, превратив одиноких
В нераздельных, а значит заставить пробиться
Счастье, построить такое пространство,
Где бы наши слова в замечательно-слаженном жесте
Стали больше, чем нашими - огненный праздник шаманства,
Превращающий тайное в явное страстного ╚вместе╩.
Дело даже не в том, что в пощечинах хлесткого ветра
Больше веры и прочности, больше покоя и смысла,
Чем в учебнике Эккерсли, в обществе Фриды и Педро
Под тактичным присмотром любезного мистера Пристли,
Просто вдруг для меня это облако вьюжного сора,
Грязноватой крупы, бесновато кружащей над нами,
Стало призрачно-ясным подобьем того омофора,
Что блаженный Андрей на молитве увидел во храме;
Просто вдруг этот вой, эти свисты, гуденья и стоны
Стали странно созвучны безмолвью застывшей поляны,
На которой святой в глубине сотворенной иконы
Обнимает весь мир и целует ужасные раны.
Так что хныкать - грешно, тосковать и печалиться - стыдно,
Колкой вьюгой земля до последнего будет богата;
Дева держит покров - и под сжатыми веками видно:
Тихо падает снег, но совсем не такой, как когда-то.
1984
Фотография
В стеклянном воздухе торчит железный прутик;
Асфальт, как солнце, светится, дрожа.
На высоте седьмого этажа
Минута прилепляется к минуте,
Выстукивая светло-серый лес
С травой и перевернутой листвою,
Тропинкой, пустотой и дождевою
Сквозящей кляксой пасмурных небес.
И в этот лес, как будто в никуда,
Уходит неподвижный человечек
В плаще и с целлофановым пакетом,
Бесцветным и блестящим, как вода.
Его спина по цвету, как асфальт,
И как бы безотчетно совмещает
Прозрачный лес, который все прощает,
И этот острый воздух из стекла.
И нужно все расставить по местам,
Уменьшившись до двух сплетенных свечек,
Чтоб выяснить, что милость только там,
Куда уходит фоточеловечек.
1986
Обломов
Не нужно отвечать, не выслушав вопроса ...
Не нужно ╚рваться в бой╩ - игра не стоит свеч!
Подправим частокол, подсыпем курам проса,
Нальем водички псу, достанем папиросы,
Покурим, помолчим и ляжем спать на печь.
К утру начнется дождь; за окнами запляшет
Блестящая листва, и в нас очнется миф:
Как ивы над рекой, стоят надежды наши,
Плакучие крыла печально преклонив.
Река, что значит жизнь (согласно мудрым мифам)
Теряется вдали, желтея на бегу;
А детские мечты, помеченные грифом
╚Изнанка памяти╩, грустят на берегу.
Но в каждый миг река, несущаяся мимо,
Вбирает их в себя, и, значит навсегда
Запоминает то, чем неисповедимо
До устья с этих пор отравлена вода.
Ты навсегда лесник с косматой бородою
С двустволкой за спиной и финкой в сапоге,
Под уханье совы и крики козодоя
В зеленых сумерках бредущий по тайге.
Ты вечный экскурсант, живущий словно в сказке,
В которой все не так: другие облака,
Другие запахи, и шорохи, и краски,
Другие площади и самая река
Другая; в ней дрожат, зеркалясь вверх ногами
И в карей глубине ломаясь пополам,
Другие радости с печальными глазами,
За здорово живешь подаренные нам.
1986
* * *
Облако, прошитое пунктиром;
Черные отрезки в пустоте.
Тишина, влетевшая в квартиру
С непонятной вестью на хвосте.
На шкафу слоновий желтый бивень;
За окном висят наискосок
Шелестящий гоголевский ливень
И звенящий пушкинский снежок.
На столе двенадцать сшитых писем;
Вдалеке шершавый южный свет,
Лунный блик на черном кипарисе,
Виноградный белый парапет;
Звездопад, сиреневые горы,
За горами в тучах комаров
Деревенский домик за забором
Длинношеих солнечных шаров;
Рядом в бесконечно чутком мире
Суетится остренький Порфирий,
Свидригайлов к Дуне пристает,
А Ставрогин к Тихону идет,
По дороге превратясь в площадку
В камышах на берегу реки,
Где старик в вонючей плащ-палатке,
Замерев, глядит на поплавки.
Клюнуло! Рыбак привстал, метнулся
И с разбегу к удочке прилип;
В тот же миг внучок его нагнулся
И сорвал отличный белый гриб.
Свидригайлов вовсе не для смеха
Заряжает скользкий револьвер.
╚Барин, мол, в Америку уехал╩ ...
╚Аз╩, ╚Добро╩, но всех главнее ╚Хер╩.
Бабочка с хрустальным перезвоном
Чокается с лампочкой и пьет
Сумерки, как дачник чай с лимоном,
А Ставрогин все-таки идет
На чердак в соседи к пыльной швабре ...
В дальней чаще полыхает скит.
Над столом на медном канделябре
Кроткая карамора сидит.
Облако, прошитое пунктиром.
Поплавок, кувшинка, стрекоза.
Тишина, влетевшая в квартиру.
Широко раскрытые глаза.
1985
* * *
Любовь, как Чингачгук, всегда точна
И несложна, как музыка в рекламе;
Как трель будильника в прозрачных дебрях сна,
Она по-птичьи кружится над нами.
Есть много слов, одно из них ╚душа╩,
Крылатая, что бесконечно кстати ...
Шуршит песок; старушки неспеша
Вдоль берега гуляют на закате,
Как школьницы, попарно ... Мягкий свет,
Попискивая, тает и лучится;
Морская гладь, как тысячи монет,
Искрится, серебрится, золотится ...
Рекламный ролик - это как мечта
О взрослости: табачный сумрак бара,
Луи Армстронг, труба, тромбон, гитара;
Прохладной улицы ночная пустота,
В которой чуть тревожно и легко
Дышать и двигаться, опережая горе,
И, главное, все это далеко,
Как противоположный берег моря;
Как то, чего на самом деле нет,
Но как бы есть - что в неком смысле даже
Чудеснее ... Часы поют рассвет;
Индеец целится и, значит, не промажет.
1986
* * *
Человек подходит к микрофону.
Утро отражается в реке.
Женщина летает над газоном,
Полулежа в красном гамаке.
Сонная Австралия. Зеленый
Летний день. Залитый солнцем джип.
Смуглый фермер, с детства умудренный
Тайным знаньем бабочек и рыб.
Не спеша потягивая виски,
В кресле у окна сидит старик.
Не спеша потягивая виски,
В зеркале сидит его двойник.
Девочка играет с обезьяной.
Негр в очках копается в саду.
Над зеленогрудою поляной
Вьется белоснежный какаду.
Если радость - это чувство света,
Выстрели из фотопистолета
В это небо, полное тепла,
И оттуда с серебристым звоном
На поляну рядом с микрофоном
Упадет Кащеева игла.
1987
* * *
Даже эти шаги, даже эти следы на паласе,
Даже этот пейзаж с набегающим березняком,
Все, что было и будет, стояло тогда на террасе
В треугольниках солнца, трепещущих под потолком.
Человек в канотье с чемоданом в пустынном отеле,
Оглянувшийся на неожиданный окрик портье,
Потому что портье примерещилась кровь на постели
И лежащий ничком этот самый субъект в канотье.
Или дама в машине, закуривающая сигарету,
Наклонившись к тому, кто, умолкнув, сидит за рулем;
Чуть подавшись назад и направо, навстречу ответу;
Сигаретный дымок, как крыло, у него за плечом.
Но потом все уходит, лишь кружатся белые мухи,
И старик, помолясь, раскрывает святые уста,
Чтобы с кроткой улыбкой поведать землянам о Духе,
От которого радость, сияние и теплота.
В этих нежных волнах золотистого и голубого
Ни террас, ни машин, ни раскуриваемых сигарет;
Дверь сама открывается настежь в клубящийся свет ...
Страшно: падая в небо, не вспомнить заветное слово.
1987
* * *
Наткнуться в сумерках на солнечную нить,
Похожую на луч, пробившийся сквозь время,
Где радужная взвесь в полупрозрачной теми
Порхает тихая, не в силах не светить.
Увидеть, как во сне, что явь и значит свет.
Беззвучный, сказочный, внезапный и нечастый;
Экклезиаст сказал: ╚Все суета сует╩,
Нам нечего сказать Экклезиасту.
И не о чем просить, пока не давит даль
И ужасы не встали на дороге,
И колесо плашмя не рухнуло под ноги,
И не разбит кувшин, и не зацвел миндаль;
И темь не обернулась темнотой,
И на конце луча, как бы в волшебной точке,
Сверкает серебро серебряной цепочки
И золото повязки золотой;
Пока кузнечик не отяжелел,
И стерегущий не окаменел,
И у коня не лопнула подпруга,
И глубина воздушна и упруга,
И высота мерцает, как свеча ..,
Пока ты сам на острие луча,
Как сеть дождя внутри лесного круга.
1989
* * *
Там хорошо, где нас нет:
В солнечном лесу, в разноцветной капле,
Под дождем, бормочущим ╚крибле-крабле╩,
В зелени оранжевой на просвет.
На краю сиреневой пустоты
Человек, как черточка на бумаге.
Летчик, испугавшийся высоты,
Открывает глаза в овраге.
Воздух скручивается в петлю
По дуге от чужого к родному.
Человек произносит : ╚Люблю!╩
И наощупь выходит из дому.
Ночь, как время, течет взаперти.
День, как ангел, стоит на пороге.
Человек не собьется с пути,
Потому что не знает дороги.
* * *
Остался лес, остался дом, остался сад,
Осталось шествие по выцветшему склону ...
Улитка держит путь на звездопад
В луче от фар, скользящем по газону.
Осталась женщина в кафе, в слезах дождя,
В ресницах елок, в зеркале, у моря ...
Попасть из лука в шляпку от гвоздя
Равнялось избавлению от горя.
Дракон, разинув огненную пасть,
Носился в небесах, как угорелый;
И было слишком просто не попасть,
Но гвоздь как будто сам магнитил стрелы.
Надев пальто, старик выходит в сад,
Припоминая смех, походку, шею ...
Он сам мишень и лучник, и закат,
Горящий, как солома от Матфея.
1992
Одуванчик
Жизнь моя в столбе бесплотной пыли,
В облаке, расплывшемся от слез,
В зеркале, которое разбили,
А оно очнулось и срослось.
В комнате, как в солнечном осколке
Озера, сверкающего сквозь
Листья и ослепшие иголки,
Пляшут пряди солнечных волос;
Рыбаки спускаются по склону
По траве, блестящей от росы;
Папа говорит по телефону,
Обреченно глядя на часы.
Даже в зимней обморочной давке,
В стеклах между варежек и шуб
Тонкие секунды, как булавки,
Падают, не разжимая губ;
Но не зря в серебряном конверте
Нас бесстрашно держат на весу -
Как от ветра, спрятавшись от смерти,
Одуванчик светится в лесу.
1994
* * *
В толпе веселых палочек, в плену
Зеркальных сквозняков балетной школы,
В прозрачности от потолка до пола,
Придвинувшейся к самому окну.
На улице, в кольце цветного слуха,
В лесу, где память бьется на весу,
Вибрируя, как золотая муха,
Похожая на добрую осу
Над яблоком в купе, когда часы
Стоят, прижавшись стрелками к рассвету, -
Две полосы серебряного цвета
Над черным краем лесополосы.
Разбившись насмерть в пелене тумана,
Мы гладим хвою в глубине пробела,
Где голоса летают над поляной,
Проделав дырку в зеркале Гизела;
Вдоль сосняка, сквозь сумеречный дым,
По кромке дня пробравшись без страховки,
Мы наяву стоим у остановки
На воздухе, оставшемся пустым.
1995
* * *
В трухлявой Аркадии, в царстве прогрызенных пней,
В компании гусениц и сизокрылых громадин
Жуков, в лабиринте сосновых корней,
На шишках, присыпанных хвоей, нагревшейся за день,
Под стрекот кузнечиков, возле дороги, почти
У остановки, но с той стороны, у забора,
Ведущего к пляжу, мы ждали автобус, который
Приходит из города в пятницу после шести.
И он приходил, и, нагнувшись, я видел в просвете
Над черным асфальтом и пыльной дорожкой за ним
Ботинки, сандалии, кеды приехавших этим
Вечерним автобусом солнечно полупустым.
Потом громыхало, стрижи рисовали грозу,
Но нас не давали в обиду бессмертные боги.
Мы были живыми на этой зеркальной дороге,
Бегущей вдоль сосен над речкой, блестящей внизу.
1997
Голос
Сквозь ватное время, сквозь воздух, мелькая,
Как бабочка в елках над тенью от стула,
В затянутых наледью стеклах трамвая,
В густых спотыканьях невнятного гула ...
Внутри треугольников и полукружий,
Сквозь блики на поручнях, в точке покоя
Нам было предсказано что-то такое,
Что все остальное осталось снаружи.
Осталось спокойно держать на весу
Снопы и царапины света на грани
Пустой пустоты, в черно-белом лесу,
Среди отражений цветов на поляне.
Осталось стоять, как живой человек,
В трамвае, гремящем то громче, то тише
Сквозь ватное время, танцующий снег
И голос, которого тут не услышишь.
1997
* * *
Слова стоят, как стулья на песке.
В просветах между ними видно море,
И тишина висит на волоске
На волосок от гибели, в зазоре
Зари, в пробеле воздуха, в пустом
Приделе на потрескавшемся фото,
На небе, перечеркнутом крестом
Пушистыми следами самолета
И наведенной радуги; прилив
Шуршит волной, серебряной с изнанки,
И мальчик в туго стянутой ушанке
Сквозь снегопад у дома на Таганке,
Не отрываясь, смотрит в объектив,
Как в форточку в пространство пустоты,
Где прыгают бессолнечные спицы,
Как в зеркало, где - против всех традиций
Магического знанья - если ты
Не призрак, - ни пропасть, ни отразиться.
1998
Обещание
Агент, убитый в телефонной будке,
Встает с колен в гостинице во Львове.
Луна в окне желтеет в промежутке
Между стеклом и пойманным на слове
Пространством, обещавшим всем, кто в нем
Смотрел с холма на медленную воду
Сквозь зелень сада - там теперь у входа
Дежурит ангел с пламенным мечом
Вращающимся; пламя, ударяясь
О пустоту (сосну давно сожгли),
Рассыпавшись на искры, рикошетом
Уходит на террасу, притворяясь
Лучом, застрявшим в зеркале, букетом
Иван-да-Марьи в солнечной пыли ...
Под рыжим абажуром
Мир просто был. В троллейбусной оправе,
Как в комнате, казавшейся огромной,
Струился свет ни ясный и ни темный.
По проводам и вытянутым склонам,
Сжимаясь в запотевшей полуяви,
Пульсировал продолговатый воздух,
Как ватный гул, плывущий по салонам
Вдоль стекол в ледяных цветах и звездах
Над прячущимися в махровых гнездах.
Неправда в обобщениях. Язык,
Как волк, не поддается дрессировке.
Я вижу папу в бежевом пальто.
Все умерли. За площадью на хмуром
Торце высотки - тени птиц. Никто
Не умер. ╚К водным процедурам╩
Нас приглашает радио; зато
И день с утра похож на решето
Сквозь белый снег под рыжим абажуром.
1998
* * *
Лес порхает, кружится - на синь и сень
Рассечен вдоль просек по вертикали
Световыми ширмами; косуля в тень
Отступает солнечными прыжками.
Это как прозрачная дверь - пока
Музыка звучит и даль притерта
К зелени и ряби березняка,
Это место встречи живых и мертвых.
╚Мы вас вправду любим╩,- земле, золе
Шепчут изменившие, боясь проснуться
(Лампа отражается в ночном стекле),
Встретиться и все-таки разминуться.
1998
* * *
Ныряя, ломаясь, гудя
В луче под фонарною плошкой,
Булавки-иголки дождя
Блестят, как железные ножки
Стола на попа подшофе
Среди перевернутых лавок
В закрытом открытом кафе
Под градом иголок-булавок.
1999
Встреча
Это просто слова, немота перевернутых слов,
Неподвижное зеркало озера в мятом овраге
Негустой темноты, в окруженье чернильных стволов,
Тут - расплывшихся в кляксы, там - вырезанных из бумаги.
За кинотеатром ╚Зарядье╩, на пасмурно-белом холме,
С наступлением сумерек в комнатах с видом на горе,
Мы тонули, темнея, в просторной, как небо, зиме
Между светом и снегом на брейгелевском косогоре.
От предчувствия встречи слова начинают летать,
Как жонглерские мячики, мир превращается в птицу
Между снегом и светом, где, чтобы родиться опять,
Недостаточно права, достаточно просто родиться.
1999
* * *
Что-то было обещано:
Прилетев из-за туч,
Луч, родившийся женщиной,
Превратившейся в луч,
Трепетал и приплясывал,
Расширялся и гас;
Ветер мял и подбрасывал
То ли тюль, то ли газ.
Время было не связано -
Расплеталось назад;
Что-то было предсказано:
То ли снег, то ли град;
Что-то было отмерено:
Сколько лет, сколько мук;
Что-то было потеряно:
То ли свет, то ли звук.
1999
Angelica sylvestris
Я падаю, как падают во сне -
Прости меня, железная дорога -
В темно-зеленом воздухе к луне,
У входа в лес разбившейся на много
Седых, как лунь, молочных лун, седым,
Нанизанным на столбики тумана
Июльским днем - как будто слишком рано
Зажгли фонарь, и свет похож на дым
И луноликих ангелов, когда
Они плывут вдоль рельс в режиме чуда -
Откуда ты важнее, чем куда,
Пока куда важнее, чем откуда -
Белея на границе темноты;
Вагоны делят пустоту на слоги:
Ты-то-во-что ты был влюблен в дороге,
Ты-там-где-те кого не предал ты.
1999
|
Проголосуйте за это произведение |
