|
|
|
Проголосуйте за это произведение |
Русские песни
"Жил один парень. Ему надоело все это, и вздумал он родиться. Начал вращать руками и ногами, пытаясь опереться хоть обо что-то, но все было напрасно, он продолжал висеть в неизвестности. Вдруг его тело содрогнулось и выплеснуло из себя нечто в виде звука. Похоже, это было ругательство. Наверное, парня просто достали. Вот за это он и был выдворен из Рая, за нарушение тишины. С тех пор и повелось у него : как что, так сразу в крик, и нараспев. " Этот крик у нас песней зовется, " - так ответствовали великие русские народные бурлаки недоумевающему пииту. И так я вышел в народ".
Приблизительно таким образом описывал свое рождение мой друг Баюн, раскачиваясь на стуле, пока я тщетно пытался в карандаше запечатлеть ускользающие черты его лица. Он пел только народные песни, говоря : " Пою свое," - и придерживался непривычных взглядов. Например, роды он считал первым уроком пения. Заблудившийся в темноте младенец идет на крик - зов матери и, выйдя из утробы, вторит ей, заводя свою песню. Эта песня затем тянется всю жизнь, то стихая, то переходя в сон. Непрерывность жизни порождается волей и движением, саму непрерывность он называл игрой - так в народе называют пение, "петь" - это "играть". Он утверждал, что мы воспринимаем только игру, или вообще ничего. Быструю игру в виде движения, - медленную в виде расположения тел. Ладная игра - это жизнь, разлад - смерть, когда уже не можешь припеться к миру и постепенно теряешь память, забываешься и погружаешься в пучину великого смысла. Тогда твоя песня лишь шумными брызгами дождя или проникновенным звоном росы касается сердец. Баюн также утверждал, что мы, как только начинаем новое дело в своей жизни, рождаемся заново. Выглядит это так: сначала становится скучно, все не складывается, затем слышишь зов - и идешь на него. Этот зов похож на твою будущую песню. Конечно, тут как тут всякие препятствия и помехи и как гребнем вычесывают из тебя прежние имена, имения, и, наконец, криком " ура " ты радостно приветствуешь свободу, другую даль, длительность, в которой начинается твое дело, твоя песня, твоя игра. Твоя - потому что ты одолел препоны и оставил их рубежом прошлому, памятной межой - платить дань времени. Таких сказок Баюн мог наплести сколько хочешь. Он называл это званым плясом, "званкой", или словесным кружевом, "славой". Раньше славой называли общение с Богами. Бедой было то, что он следовал за своими узорами, меняясь в выражении, и я своей неискушенной рукой никак не мог ухватить главную особенность его облика.
"Баюн, расскажи чего - нибудь по - проще, а то никак не выведу мелодию твоего носа," - попросил я его. "Не мелодию, а " выходку " ", - поправил он. "По - гречески мелодия, а по нашему выходка, только этого уже почти никто не помнит. Только иногда гармониста попросят : "А ну - ка, дай проходочку!" - а так, все как попугаи ученые : ритм, такт, мелодия". "Тогда, скажем, как называется такт?" "Да откуда мне знать, я ведь не ученый. Ну, может, колено". "А когда ты начал учиться пению, то есть игре?" "Да как только родился. Дело было в донской станице, в праздники, отец поехал туда на роботу после учебы. Мать лежала одна, все ушли гулять. А я, как только появился, сразу горячкой и вспыхнул. Может от праздничного прилива огненной воды, а может от переживаний. Трое суток я лежал помирал, трое суток казаки играли по улицам песни. Вот так они и вытянули мою ниточку жизни, да еще и завили ее игранкой. Мать так и говорила : "Это тебя казаки выпели. Ты им должен песней. Потом отец вернулся в родное село, а там и речь, и песни уж Червоной Руси. Бабка была песенницей, да все село славно играло! Бывало, особенно под вечер, со всех сторон льются песни. Сейчас такого и в помине нет, да и городскую - то улицу не перешумишь. Да еще что, как вечер - всяк уплывает в свой телевизор. Чужой голос слушают, а своего стесняются. А ведь в старину и битвы начинались перебранкой, кто кого переругает, да ловчее срежет - не до стеснения. Иногда случалось и так, что супостат отступал в смущении, не найдясь, что ответить. Это означало повиниться, то есть признать себя виновным и замолчать.
Издавна известно, что нечистая совесть предателя не смеет говорить и отбывает наказание, приняв обет молчания. Злое сердце лишено голоса и слуха, оно только шипит, да сердится, когда в небесах льется веселье. Добрую душу ведет песня. Даже путь - дорогу спросишь : "Как пройти напрямки по степи в такую - то станицу?" - ответят : "Иди вот так, прямо, через сорок куплетов " Камышинки " - знаешь такую песню, про Ермака? - повернешь направо, а там уж все прямо. Как доиграешь, так уже будет видать. Всего часа три ходу." Знаешь, так дойдешь, а не знаешь - не казак значит, довезут и сыграют песню, чтоб теперь знал. Человек песней охраняет мир, служит всему живому, уподобляясь душой разным образам : то сокола - в схватке, то соловья - в любви, то волка - в добыче. Родное слово любили и берегли как ратника, чужое - то не очень жаловали. А уж если и залетит какое издалека, то по - своему кувыркнут и пустят чучелой гулять по стране, чтобы все видели чужеземца, да не попадались ему под пяту. "Своего умника даруй с плеча мехом, а чужого дурака покрой смехом. Своему дураку болтать не мешай - проспится, а чужого хитреца - голышом на мороз, поститься," - слыхал такое? То - то, нынче уж красно не говорят" Набросок был готов, за окном неспешно осыпались огни ночного города, и Баюн тихонько завел старинную песню, близкую и понятную лишь ему одному, но укачивающую волнующим сном все уходящие вдаль бетонные корабли. И может быть кому - то из времеплавателей повезет и завтра на рассвете он проснется со счастливой улыбкой : "Земля!"
Вот одна из песен Баюна :
|
Проголосуйте за это произведение |
